Они задержались у двери.
— Если дьякон покажется, передайте, что с нами ему будет надежней, — сказал Катоха.
Сестра Го уже хотела было ответить, когда из притвора раздался голос:
— Где мой папа?
Это был Толстопалый. Он поднялся из подвала и сидел на складном стуле в сумраке рядом со входной дверью — глаза закрыты привычными очками, покачивался взад-вперед, как обычно. В подвале пел хор — очевидно, никто не думал за ним следить, ведь Толстопалый знал церковь не хуже других и часто любил бродить по крошечной постройке сам по себе.
Сестра Го взяла его под локоть, чтобы поднять.
— Палый, г’ван на репетицию, — сказала она. — Я скоро приду.
Толстопалый нехотя встал. Она бережно развернула его и положила его ладонь на перила лестницы. Они провожали взглядом, как он спускается в подвал и пропадает там.
Когда Палый скрылся из виду, Катоха сказал:
— Я так понимаю, это его сын.
Сестра Го промолчала.
— Вы так и не сказали, в каком корпусе живет этот ваш, — сказал он.
— А вы не спрашивали. — Она отвернулась к окну, спиной к полицейскому, и нервно потерла ладони, глядя на улицу.
— Мне спуститься и спросить его сына?
— Зачем? Вы же видите, мальчик недоразвитый.
— Уж где его дом, он знает, в этом я уверен.
Она вздохнула, не отворачиваясь от окна.
— Ответьте мне: что хорошего в том, чтобы посадить единственного, кто здесь сделал хоть что-то правильное?
— Это не я решаю.
— Я уже ответила. Пиджака найти просто. Он где-то в округе.
— Мне записать, что вы лжете? Мы его не видели.
Ее лицо помрачнело.
— Пишите как пожелаете. Как бы ни легла карта, а стоит вам посадить Пиджака, соцслужба заберет Толстопалого. Зашлет его в Бронкс или Квинс, и только мы его и видели. А это сын Хетти. Хетти родила его в сорок лет. Для женщины это уже поздновато. А для той, кто прожил такую суровую жизнь, тем более.
— Мне жаль. Но и это не мне решать.
— Ну конечно. Но лично я из тех, кто ложится спать, если сталкивается не со своим делом, — сказала сестра Го.
Катоха горько рассмеялся.
— Напомните мне в следующий раз перед службой наесться убойных таблеток, — сказал он.
Теперь пришел ее черед смеяться.
— Я не то хотела сказать. Хетти многое сделала для нашей церкви. Была с самого начала. Не взяла себе ни пенни из рождественских денег, даже когда осталась без работы. Делайте как вам угодно, но стоит арестовать Пиджака, как закатают заодно и Толстопалого, а это уже совсем другой расклад. Видать, придется нам за него биться.
Катоха изможденно протянул руки.
