Он резко дернулся, из поясной кобуры выскочил вороненый пистолет. Я невольно вжался в заскрипевшую кровать.
– Не слышал ответа на вопрос! Ты понял, что не должен приближаться к Юле? Или поиграешь в героя? Я могу сделать во лбу аккуратную дырочку, а в отчете напишу – застрелен при попытке бегства. Дружка разговорим, и он признается, КТО завалил тех отморозков. Тебе фиолетово будет, а другу вряд ли захочется зону топтать. Так что повторяю в последний раз – ты понял? – от оружия пахло порохом и машинным маслом.
Пистолет мелко дрожал, выдавая напряжение следователя. Из-под бровей полыхали горящие яростью зрачки. Я испуганно кивнул – всё что угодно, лишь бы ушел, унес свинцовых пчел.
– Ну, вот и хорошо, сейчас отдыхай. Увидимся позже, Сашок! – Голубев подмигнул и пистолет вернулся в привычное место обитания.
Блокнот нырнул во внутренний карман плаща. Голубев неторопливо отошел к двери и с ухмылкой произнес:
– Так говоришь, они первые напали?
Из пересохшего горла вырвался сдавленный сип, я опять кивнул, глядя на странного человека. Владимир Александрович издевательски засмеялся. Широко распахнулась потертая дверь, ручка лязгнула о стену, и на пол посыпались отколотые кусочки краски. Я облегченно откинулся на подушку – не хватало только пистолет понюхать, для полного набора ощущений.
В коридоре Голубев что-то негромко сказал черноволосому дядьке, тот буркнул в ответ. Короткая команда и шаги блюстителей порядка затихли вдалеке. Сумрачный сосед зашел в комнату, лампочка облегчено выдохнула, когда щелкнул выключатель. Мужчина двигался на ощупь, шарканье приблизилось к соседней койке, жалобно тренькнули пружины, проседая под грузным телом.
Он ничего не спрашивал, а я не имел никакого желания отвечать. Так и ухнул в забвение, теряясь в догадках – что же произошло на злополучной поляне. Но это завтра, а сейчас лишь сон.Лишь сон и ничего кроме сна, благословенные грезы, дающие отдых телу и нервам.
И снова ощущение, что я без тела. И снова темнота. И снова неожиданная картинка. Странные сны… таких раньше не было.
Погожее летнее утро. Родители впервые берут в лес за поспевшими ягодами. Роса не успевает полностью высохнуть и я, четырехлетний малыш, трогаю травинки, наблюдаю за скатывающимися капельками, в которых переливается радуга.
Мама? Папа? Мои родители? Если я их вижу, то ребенок – это я?
Папа и мама ходят по большой солнечной поляне с двухлитровыми банками в руках, собирают тугие ягоды черники и, не успевшую опасть, ароматную землянику. Похожие друг на друга статью и осанкой, родители одеты в камуфляжные костюмы. На фоне зелени фигуры исчезают из вида, когда замирают, склоняясь над ягодным местом.
