Ловила меня и цензура. Но это случалось и в Самарканде, и в Москве… Напишешь, например: «В военной части № 45 прошел концерт художественной самодеятельности», – главлит вызывает к себе, смотрит подозрительно: «А откуда ты знаешь номер этой части? Ты что? Ты хотел это в номер протащить?!»
Государственной тайной были, например, эпидемии. Про них ни в коем случае не позволялось ни писать, ни говорить. Или катастрофы – никогда, ни за что. Гостайна!
Поэтому, когда на стыке 80-х и 90-х годов цензура очень ненадолго пропала и на экраны, в газеты, на радио хлынули потоки информации о катастрофах, я не слишком удивлялся их обилию. Понимал: то же самое было и раньше. Только – втайне.
Главлиты пропали в конце 80-х – я тогда был главным редактором программы «Время». Но буквально через пару лет (незадолго до путча) незаметные люди в незаметных кабинетах появились снова. И тогда я понял: с официальным телевидением нужно завязывать. Впрочем, до второго пришествия главлитов у меня в жизни случилось еще много гораздо более удивительных событий.
Ну что ж, этот номер получился удачным. Я уже занес руку над первой полосой, чтобы подписать ее в печать, как вдруг в кабинет вошел Николай Ковалев, заместитель главного редактора.
Кивнул. Молча сел за стол. Достал два стакана, из-за пазухи – портвешок. Разлил по стаканам.
– Эдик, – поднял стакан, взболтнул содержимое, словно не до конца понимая, чем тот наполнен. – Хочу тебя рекомендовать на работу в ЦК комсомола в Москве.
– Меня? – Ручка выпала из моих рук. – Почему?
– Да мне предложили… – он помолчал. – А я не хочу. Вот лучше тебя порекомендую. Ты как?
Он посмотрел на меня, и я понял: не шутит. Человек по доброй воле отказывается от шанса переехать в Москву. Работать в ЦК ВЛКСМ. Закрывает дверь в возможности, даже не посмотрев: что там, за нею?
Кажется, он прочитал это на моем лице. Кажется, решил не объяснять мотивы своего поступка. Я до сих пор не знаю, почему он отказался от переезда. Может быть, решил, что уже сделал карьеру и выше ему не надо. Все-таки он был заместителем главного редактора газеты «Комсомолец Узбекистана», жил в Ташкенте. Уважаемый человек. Может, не захотел менять привычный уклад жизни.
А может, у каждого человека наступает момент, когда он говорит переменам: «Все. Больше не хочу. Досыта». Может быть… но я тогда был очень далек от этого момента.
Выпил стакан портвейна – залпом. Посмотрел в окно – там был Ташкент. Город, в который я с радостью переехал два года назад. И понял: это уже не мой город. Я хочу в Москву.
