В этот день все необходимое для переправы подтащили как можно ближе к реке. Через час начнут наводить мосты и, если неприятель не окажет противодействия, в 9 часов мы переправимся.
Мы вошли в небольшой домишко, стоящий в лесу: до войны в нем, скорее всего, жил лесник. Единственная комната была и канцелярией, и кухней, и столовой, и спальней. Свеча осветила сцену, надолго оставшуюся в памяти: молоденький паренек спит на соломе возле печки, обнявшись с собачонкой. Солдат-кашевар подбросил в печку дров, хотя она и так хорошо горела. Вспыхнувший огонь осветил комнату, и я обнаружил в ней еще бедно одетую молодую женщину – она дожидалась остатков нашей трапезы. Несколько казаков с широкими лицами, блестящими глазами, в огромных папахах стопилось в дверях и с большим любопытством смотрело на нас. Все переговаривались между собой, телефон звонил, полковник отдавал приказы, доедая обед, кстати, очень вкусный.
Было 7. Командир батальона сообщил нам по телефону, что переправа наведена и они готовы переправляться через Стырь. Мы сели на лошадей и углубились в темноту леса.
Арьергард и резервные войска сгрудились у больших костров. Еловые ветки шевелились в огне, потрескивали, распространяя запах смолы. Отсветы пламени ложились на темные ели и казались подвижными драпировками.
Рядом с вязанками сидели люди самого необычного вида, таких только в России и увидишь. На лицах выражение безудержной удали, на головах большие барашковые шапки, и кажется, что эти выносливые, ко всему готовые существа появились здесь из каких-то далеких времен. Мы быстро прошли мимо них, невольно поглядывая на их белые или слегка розоватые барашковые шапки и блестящие кинжалы[77].
Говорят эти люди мало и отдыхают с такой беспечностью, что невозможно себе представить: еще минута и лес наполнится громом боя. Нас они едва замечали. Унтер-офицер, узнав моего спутника, вскочил и громко крикнул: «Смирно!» К нам повернулись любопытные лица, глаза заблестели. Солдаты поднялись, но тут же улеглись обратно, как только полковник дал ожидаемую ими команду: «Вольно!». Полулежащие крепыши походили на питонов, жмущихся к благодетельному теплу посреди ночного холода.
Троп в лесу не было, мы шли, задевая ветки и низко весящий телефонный кабель. С большим изумлением я обнаружил, что уже в километре от лагеря костров не видно – таким густым был лес.
Мы подошли к опушке. Глаза приспособились к темноте, и издалека был виден среди деревьев клочок светлого неба. Тишина мертвая. Немцы стояли недалеко от реки, и успех операции зависел от осторожности наших. Внезапно моя лошадь подалась влево, и возле себя я услышал шепот.
