Молодой человек сделал неопределенный жест, который мог означать что угодно.
— Хорошо. Начиная с сегодняшнего дня ваше жалование увеличивается вдвое.
Удивленный, Дунла распрямился в кресле.
— Благодарю вас, но я не понимаю, чему…
— Скажем, что это — за изобретение препаратов Бонвис и Синевис, которые, кажется, пользуются успехом у покупателей. — Гаран улыбнулся, но улыбка не осветила его лицо. — Кстати, мне сказали, что вы сыграли важную роль в уточнении формул…
— Это верно, я занимался рефлексами мозга и процессами, регламентирующими вегетативную деятельность. Вообще…
Президент поднял руку — жест, выражающий снисходительность. Фел, недоумевая, решил было, что это означает конец аудиенции.
— Еще раз благодарю, — сказал он, слегка склоняясь вперед всем туловищем, что можно было принять за прощальное приветствие.
— А, этого слишком мало?.. Хорошо. Сколько?
Дунле показалось, что он плохо расслышал: губы импозантного господина, холодно смотревшего на него, почти не двигались.
— Это… снова о деньгах? — спросил он удивленно.
И тут Гаран впервые позволил себе выразить нетерпение.
— А o чем же? Я прекрасно понимаю, как обстоят дела и не имею ни малейшего возражения. Вы что-то открыли и, естественно, хотите получить за ваш труд как можно больше. Я с этим вполне согласен. Итак, сколько же?
Голубые глаза Фела выразили смущенное недоумение.
— Да, но… за эти два препарата, как мне кажется… удвоение зарплаты…
— Господин Дунла, — взорвался президент, — мое терпение на исходе, и будьте уверены, что так вы ничего не добьетесь. Вы меня не знаете… — Гаран вдруг улыбнулся той же ледяной улыбкой и продолжал с деланным спокойствием, сквозь которое прорывалась ирония и желание заставить собеседника понять его мысль: — Я ведь сказал ясно: увеличение жалования имеет причиной, скажем, открытие тех двух препаратов… Но мы оба прекрасно знаем, что, по сути, речь идет о чем-то совсем другом. Об этом другом я и спрашиваю вас причем советую вам отказаться от наигранной наивности, которая не производит на меня ни малейшего впечатления — сколько?
— Ах, речь идет о другом…
— Представьте себе… — процедил Гаран.
Фел явно смутился. Его руки мучили красную кожу кресла, взгляд не отрывался от пепельницы на столе.
— Я не понимаю, как вы могли узнать, но если речь идет об Онейросе[4]… - пробормотал он наконец.
Он казался гимназистом, которого пробирают за какую-то проделку.
— Онейрос? — снова иронически воскликнул Гаран.
