– Да, командир.
– Да, командир.
Подтвердили готовность к рассказу обо всём подозрительном и странном все. Но сейчас, после шока от жуткой трагедии, желающих что-либо сказать прямо сейчас не нашлось. Собственно, Олег и не ждал, что вот прямо сходу на него посыплется поток сомнений, домыслов, сплетен и предупреждений.
Ведь здесь – только мужчины. А не женщины.
Доктор Хейдигер, справившийся, наконец, заметно трясущимися руками с насадкой своего странного агрегата, выпустил облако аэрозоля, медленно поворачиваясь вокруг своей оси, и целясь во все четыре угла комнаты. Назарова покоробило, что магнитные подошвы почти не держат на стекле, и доктора разворачивает, и отталкивает назад даже той жалкой отдачей, что имеется у агрегата. Он пришёл на помощь: встал позади биолога, и удерживал того за пояс. Хейдигер буркнул:
– Спасибо, сэр. Здесь – всё. Идёмте дальше.
Назаров заставил своё тело всё делать спокойно и чётко, понимая, что должен подавать пример собранности и деловитости и доктору, и тем, кто сейчас напряжённо следил за их работой и переговорами. Доктор не подвёл: тоже всё делал спокойно и чётко.
На обработку практически всех помещений шара ушло и правда – чуть больше часа. Каюты или помещения, которые оказались заперты, лейтенант, не церемонясь, вскрывал простым вращением луча из лазерного пистолета, вырезая дверные замки. Правда, таких запертых нашлось немного: всего пять или шесть кают – одна из них явно принадлежала начальнику лаборатории, поскольку оказалась состоящей из целых трёх комнат.
Всего на корабле-сфере они насчитали действительно – десять жилых уровней, и двести семьдесят помещений. В самые маленькие доктор даже не входил, просто «опыляя» их прямо с порога. Три технических уровня они посетили. Их огромное пространство обрабатывали, даже не заходя в глубину. Остальные восемь технических уровней опыляли ещё проще: через технические же люки на жилых уровнях, не заморачиваясь даже входом внутрь запутанных и загромождённых оборудованием и техникой пространств.
Когда они всё закончили, Назаров сказал:
– Возвращаемся в главную лабораторию. Потому что я хочу забрать их компьютер с собой прямо сейчас.
Доктор кинул взгляд на хронометр на наружной поверхности левого рукава:
– Да, уже можно. Но… А-а, ничего страшного: наш реагент выветрится в вакууме!
Лицо Санчеса сохранилось, как ни странно, хорошо.
Вот только смотреть на застывшее на нём выражение дикой боли и отчаяния было совершенно невозможно. Поэтому Назаров снова перевернул тело на сто восемьдесят градусов. Зрелище развороченного затылка с торчащими из него кусками баллонов и разорванных трубок вызывало холодок внизу живота и рвотные порывы. Но он заставил себя прикусить губы, и осмотреть всё тщательно. И только затем взяться за изучение того, что осталось от ракетного ранца.
