– Заезжие? – спросил Иван.
– Говорят да, – ответил Слава.
– Нина! – воскликнул Семён.
– Ты чего, друг? – удивился Алексей.
Но Семён уже бросился в сторону дороги, ведущей в Молёбку.
Он бежал километр и упал, задыхаясь. Возраст был уже не тот, чтобы бегать, как молодые. Отдышавшись, он встал и пошёл быстрым шагом.
Афанасьич чуть не выронил стакан с самогоном, когда Семён ворвался в горницу.
– Ты чего?! – обратился он к гостю и поставил стакан на стол.
– Где?
– Кто?
– Нина.
– А что случилось?
– Где она?
Нина вышла из-за печки. Она лежала на кровати и проснулась от скрипа двери и голосов Семёна и Никиты.
– Что вам надо? – спросила она Семёна.
Она ему показалось в этот миг какой-то особенной: чистой, светлой и нежной. Таких не воображают в грязных плотских фантазиях, с такими хочется просто быть рядом и оберегать от всевозможных напастей.
– Я слышал, что тут вчера кого-то изнасиловали…
Нина сделала удивлённые глаза.
– Изнасиловали? – удивился Афанасьич.
Семён выдохнул и сел на табуретку у входа в горницу.
– Значит – слухи, ерунда. А я испугался.
– А, – вспомнил Афанасьич и усмехнулся. – Это к Матвею Рыбакову приезжал племяш с друганами из Катеринбурга.
– И? – Семён хотел знать подробности.
– И загудели они у Ленки Волковой. Ленка та ещё проблядь. Так племяш или кто-то из его друзей полез к ней. Та сначала была, вроде как, не против, а потом начала орать, что, дескать, насилуют, помогите, кто может. Соседи и прибежали с вилами да лопатами, племяшу с его дружками отвесили хороших пиздюлей. А Ленку в итоге кажись никто и не отымел. Так мне, во всяком случае, вчера Никифор Большой рассказывал.
– Весело вы тут живёте и не скажешь, что глухомань, жопа мира, конец географии, – сделал вывод Семён.
Он не знал, как себя дальше вести, так как оказался в дурацкой ситуации – прибежал из-за каких-то слухов об изнасиловании. Кто он полицейский или следователь? Зачем ему это всё надо? Никита или сама Нина могли догадаться, что он не ровно дышит к Нине. Спас Семёна от конфуза Никита.
– Ну, раз явился к нам, гость московский, выпей со мной стаканчик самогону, – предложил он.
Выпили. Нина сидела за столом с мужчинами, пила только чай. От самогона стало легче на душе, хотелось говорить и шутить. Эти жалкие неудачники Никита и Нина люди самого низшего порядка для обычного трезвого Семёна стали для него какими-то совсем родными и милыми. Семён нёс какую-то околесицу, вспоминал смешные, как ему казалось, случаи из своей жизни. Никита и Нина ради приличия то и дело натужно смеялись его «остротам». Семён стрельнул папиросу у Афанасьича и предложил Нине выйти с ним покурить во двор. Нина не курила. Давно некурившему Семёну табак ещё сильнее ударил по мозгам. Он улыбался, как идиот, не зная с чего начать разговор.
