Только сейчас я вдруг осознала, что вокруг царит просто ненормальная тишина. Она повисла над поляной покрывалом смерти и горя.
«А вдруг больше никто не выжил?» – паническая мысль пронеслась в голове, заставляя испуганно осматривать окружающее пространство.
Но вот Олаф склонился над чьей-то фигурой, рядом с ним застыл Бьорн, поджав побелевшие губы, он успокаивающе похлопал мужчину по плечу. Вот к ним спешат и остальные северяне: Дэйм, Рик, Бран, Стефан… Повернув голову в другую сторону, с облегчением понимаю, что с Брэйданом все хорошо. Сейчас он, Сэй Лум и еще несколько аирцев ходят среди распластанных на земле тел людей и животных, выискивая среди этой мешанины раненых, тех, кого еще можно спасти. Но, судя по всему, таких… нет?
Не сразу понимаю, как дрожат мои руки. И как тяжело вдруг становится дышать.
«Закрыться, держаться, закрыться…» – как молитву твержу сама себе.
Сама не понимаю как, но я уже иду в сторону сидящего на земле Олафа. Ощущения такие, что на поляне не осталось и сантиметра, на котором не было бы пролито крови. Кажется, что ступни с каждым шагом вязнут в кровавом месиве из человеческой плоти. Что-то влечет меня именно в тот уголок поляны, будто бы там я могу быть нужна кому-то… очень сильно нужна.
– Wir muss dane it[50], – тихо шепчет Бьорн на ухо склонившемуся над кем-то Олафу. – Willst du mich…[51]
– Ich will![52] – рычит вдруг Олаф, скидывая руку Бьорна с своего плеча. – Gabst mir sagt wilrau![53]
Уже не чувствуя ног, подхожу совсем близко. Кажется, мне не нужно знать языка, чтобы понять, что происходит. Его тело со всех сторон окружили северяне. Суровые воины, привыкшие терять то, что дороже всего, сейчас прощались с тем, кому привыкли доверять свою спину, кого многие уже давно считали братом. А кто-то провожал в последний путь родного сына.
Кельм лежал на темной от крови земле. Он тяжело и прерывисто дышал. Его губы потемнели, приобретая какой-то странный землистый оттенок. А рыжие локоны рассыпались по земле, превращаясь в буро-красные. Он с трудом смотрел на родного отца, который в этот миг, казалось, состарился за все заимствованные годы. Олаф немигающе всматривался в глаза сына, словно пытаясь ухватиться за него, не отпустить, удержать.
– Well, da, wir met soon![54] – тяжело захрипел Кельм и попытался улыбнуться.
Первый шок прошел, и сейчас я просто не понимала, почему они все стоят и ничего не делают? Почему не лечат его?!
– Почему вы не поможете ему? – хрипло спросила я, привлекая к себе всеобщее внимание.
