На душе стало совсем тоскливо. Чувство безнадежности разрасталось внутри все сильнее и ярче. Как-то некстати пришла мысль, а могу ли я вообще претендовать на его внимание? Красива ли я? Достаточно ли интересна для мужчины, чтобы задуматься о том, что меня можно полюбить? Никогда прежде не волновал меня этот вопрос. Да и с чего бы?
Я вновь зашагала следом за северянином, только вот больше не было в душе трепета от одного взгляда на него. Точнее к трепету присоединилось еще и отчаянье: как же так?
Мы присоединились к обозу практически сразу, как оказались на дороге. Должно быть, северяне могли передавать мысли друг другу, иначе не объяснить, как они узнали, когда выдвигаться, и что Брэйдан нашел меня вчера вечером. А, судя по тому, что сам северянин сказал, что передал им обо мне, то вывод мой был именно таким.
Брэйдан совершенно спокойно подошел к своему жеребцу, забрал поводья у Рика и, даже не посмотрев на меня, запрыгнул в седло.
Казалось бы, ничего страшного не произошло, а обидно стало все равно. Моего осла удерживал Сэй Лум, и когда я подошла к нему, он тут же поинтересовался, не желаю ли я пересесть на лошадь? Раньше, наверное, согласилась бы не задумываясь, а теперь не хотелось.
Обоз наш сильно уменьшился и теперь состоял из пяти повозок, где место возниц занимали оставшиеся в живых воины Аира, северян, Сэй Лум и меня. Наши мудрецы тоже понесли утрату. В страшную ночь погиб целитель.
Стоило мне оказаться верхом на воем «скакуне», как осел целенаправленно потрусил ближе к жеребцу Брэйдана, к которому он столь сердечно прикипел за последнее время. Да и, похоже, не он один, только в отличие от осла, мне нравился тот, кто с гордой осанкой восседал на вороном коне, хмуро смотря вперед и, казалось, ничего не замечая вокруг. Мы ехали молча, казалось, Брэйдан никак не отреагировал на то, что я подъехала ближе к нему. Он все так же продолжал о чем-то сосредоточенно размышлять. Я же сначала расстроилась, толком не понимая отчего, потом же решила, что все это может и подождать. А вот то, что я нигде не видела Кельма, меня насторожило. Его коня вел за своим Олаф. В то время как самого воскресшего северянина нигде не было. Почему-то я была уверена, что уже сегодня утром он сможет подняться и самостоятельно передвигаться. Возможно, что у него будет легкая слабость. Неужели я ошиблась?
– Олаф, – негромко позвала я северянина, что ехал прямо позади меня.
Усатый мужчина выглядел лет на десять моложе, чем вчера. Чему-то улыбался, напевая себе под нос какую-то весьма заунывную мелодию, и едва ли не радовался всему и вся. Олаф расслышал меня не сразу, где-то со второго раза. Казалось, что он совершенно не осознает, какой вид у него сейчас, а может, у северян принято открыто выражать то, что на душе?
