Он вышел в прихожую, откуда через минуту донесся шум льющейся воды. Умывшись, он сел за стол и, взяв кусок хлеба, приступил к завтраку. Он любил эти ранние зимние часы, когда никуда не нужно было идти. Разрезая ножом большой кусок мяса, он невольно наслаждался жизнью. За окном протяжно и зло выла вьюга, заметая чьи-то следы, оставленные на снегу, а здесь, в его доме, было светло и тепло.
– Мадина! – обратился он к сожительнице. – Как у нас с мясом?
– Ты что, сам не знаешь, загляни в холодильник, – произнесла она, наблюдая, как он ест.
Вот уже около года, как она перебралась к нему жить. За это время она всего лишь два раза навещала своего сына, которого оставила у матери. Сначала ее тянуло домой к ребенку, но она пересилила себя и теперь уже не испытывала никаких материнских чувств к мальчику. Последний раз она видела сына перед Новым годом. Она зашла домой: на диване сидела мать и что-то вязала из шерсти. Увидев полупьяную дочь, она бросила вязать и, отложив клубок шерсти в сторону, поднялась с дивана.
– Тебе что здесь нужно? Ты зачем сюда пришла? – спросила она грозно.
– Не кричи! Я что, не имею права пообщаться со своим ребенком?
– Трезвой нужно приходить, а не пьяной. Ты посмотри, на кого ты стала похожа? Я еще тогда говорила, что он тебя до добра не доведет!
– Не лезь в мою жизнь. Как хочу, так и живу. Где ребенок, я хочу его видеть! – произнесла Мадина и, оттолкнув мать в сторону, попыталась пройти в спальню.
Мать, словно коршун, набросилась на нее сзади и, вцепившись руками в головной платок, потащила ее обратно из спальни. Они схватили друг другу за волосы и стали, молча, бороться, стараясь не шуметь. Неожиданно они остановились. В дверях спальни стоял ребенок, щурясь от яркого электрического света. По всей вероятности, он проснулся от шума и вышел посмотреть, что творится в зале.
– Сынок, это я – твоя мама. Иди, ко мне! – произнесла Мадина и протянула к сыну руки.
Однако мальчик, словно, не замечая ее рук, прижался к ногам бабушки и со страхом смотрел на раскрасневшуюся от борьбы, растрепанную женщину, назвавшуюся почему-то его матерью. Он громко заплакал.
– Уходи, чтобы я тебя не видела, – произнесла мать, указывая рукой на дверь. – Где пила, туда и иди. Не пугай ребенка. Вот протрезвеешь, тогда и приходи.
Мадина сунула руку в карман и, достав оттуда сломанную плитку шоколада, положила ее на стол. Еще раз, взглянув на плачущего сына, она вышла из дома.
***
Сергеев очнулся от толчка в бок. Открыв глаза, он увидел стоявшего в дверях контролера, который громко выкрикивал его фамилию. Он быстро вскочил с койки и чуть ли не бегом бросился к двери.
