Раздались гудки. Меня немного била дрожь. Понятно, что это была не полиция и не ФБР. С какой бы стати им понадобились такие шутки? Да и телефон этот какой-то совсем не простой. Тогда кто это смог меня найти? Голос знакомый, и при этом я ручаюсь, что никогда прежде его не слышал. Тогда почему это он – знакомый? Не знаю. Интонации, словосочетания, придыхания особенные. И потом – арабский… При чем он тут? Впрочем, этим языком владела большая часть нашей группы. Кто лучше, кто хуже, но в целом, его знали многие. Кто со школы, кто по армейским делам… Да и я его знаю как бы из ниоткуда. Худо-бедно, но барана на базаре купить мог бы. Были у меня приятели арабы, вот я немного и научился. Кстати, арабский я вспомнил совсем недавно… Кажется, когда меня привезла скорая в госпиталь, я убежал, и по дороге вдруг в голове стали проскакивать отдельные слова вроде: «hayaa hayaa al'asdaqa'a!»16
Выходит, что звонил кто-то из группы? Но кто? Никто ведь кроме меня, Арона и Менахема, похоже, не выжил? Или же возможности Менахема не безграничны, и он просто кого-то из выживших «не видит»?… Хотя, он еще тогда после взрыва мёл какую-то пургу про Бени, мол, он и живой и нет одновременно. Бред какой-то…
Я ворочался с боку на бок, и заснуть, понятно, не мог. Вдруг меня осенило! Я даже сел на своем ложе, поскольку вдруг отчетливо понял, что помню много разных деталей почти обо всех из нашей девятки. Я, например, вспомнил, что Шломо немного заикался, и он от этого почему-то всякий раз смущался. Или, что Иегуда, когда читал – шевелил губами… Кстати, у Иегуды, как мне вспомнилось, голос был довольно тонкий, а потому звонил явно не он. Тогда, кто же это был, что за голос? Я стал перебирать в памяти всех, с кем когда-либо разговаривал, но ничего нового мне в голову не приходило. У Арона голос был довольно грубый, и он говорил немного отрывисто, четко разделяя слова в предложении, нет, совсем не похоже. Бени как-то тоже не подходил: в его голосе было куда больше «металла», и вообще, мне кажется, он был сноб, и говорил немного свысока, что ли… Да и обращение «братан» было явно не из его лексикона. Иссахар – тоже не годился. До нашей последней встречи в его голосе постоянно чувствовалась какая-то улыбка, что ли. Тут вроде бы тоже, но не такая. Тут это походило, скорее, на издевку … Хотя и снобизма тоже хватало, пожалуй… Так может, все-таки это был Бени? Нет… вряд ли…
Так кто же мог найти мой номер телефона и употребить слово «братан» при этом? В голову ничего не приходило: я не слышал, чтобы кто-то так говорил. Какие-то части фраз были явно – от одного, что-то – от другого, например, такой характерный натиск в разговоре был вполне свойственен Арону, а хороший арабский – Бени, но в целом картинка не складывалась. Да и вообще… кто бы там мог выжить? Это же очевидно. К слову, и мы выжили просто чудом, если верить дневнику, или точнее благодаря внезапно открывшимся способностям Менахема. Я снова перебирал и перебирал в голове запомнившиеся фразы и голоса, пока меня не пронзило как молнией:
