В общем, я не знаю, как быть… мне кажется, что я все запомнил в точности, даже сделал наброски для памяти, но чего-то все же еще не хватает. Я уже несколько раз пытался снова затеять путешествие и спросить, может, я где-то напортачил, но – глухо: даже проводник не является. А однажды, впрочем, явилось нечто, похожее на мыльный пузырь и мы летели вдоль скалистого, мрачноватого побережья, похожего на Шотландию, пока я не очутились около разбившегося о скалы парусника, давным-давно всеми забытого. Откуда-то из середины этой груды замшелого дерева торчала одна единственная уцелевшая мачта, и с нее свисал, словно тряпка, и колыхался на ветру серый, сплошь дырявый парус. Почему-то слова исходили именно оттуда, от этой мачты с парусом. Он развевался, и казалось, вот-вот оторвется, а слова словно вырывались в ритме налетающего ветра. Я несколько раз рассказал о своей проблеме, но из паруса доносились лишь какие-то странные стихи:
В смешную ванну падал друг
Стена кружилася вокруг
Корова чудная плыла
Над домом улица была
И друг мелькая на песке
Ходил по комнатам в носке
Вертя как фокусник рукой
То левой, а потом другой22
Я только открыл рот, чтобы что-то сказать, но из паруса тотчас снова понеслось:
Было это, али нет,
Погасив на кухне свет,
Фюрер вышел на террасу
После дождичка в четверг.
Ева Браун на боку
Танки близко от Баку,
Он судьбе своей фашистской
Прошептал: "Мерси боку!"23
– Ясно, – сказал я, – спасибо. Пойду, пожалуй…
На это парус изрек:
Как солдат идя в походе
мысли Гетмана находит
к другу родится вражда.
Неба жадного лаканье
подоконников иканье
и пустая ворожба.24
А потом что-то задергалось, замелькало и я словно бы откуда-то выпал, поскольку, когда очнулся, то обнаружил, что нахожусь на полу. И это казалось более чем странным, потому как до кровати, где я лежал, было, метра полтора или даже больше. Однако я уже ничему особенно не удивлялся. Меня интересовало только одно: почему я не получил ответ на свой вопрос? На предыдущие – да, и очень конкретно, а тут… только какие-то бредовые стишки. Что было не так?
Или может, все так, но просто дальше я должен сам что-то придумать? И притом это должно быть что-то экстравагантное, вроде этих виршей? Не знаю… Все это не просто и очень странно. Это, вероятно, уже совсем другое явление. Это странность, которая словно бы заползает в тебя и делает другим. Это тот самый случай, когда «странное» и «страшное» – это одно и то же. Я сидел, закрыв лицо руками, и ничего не мог придумать. Я даже не мог попросить ребят мне помочь, поскольку боялся рассказать о своих «путешествиях». Не то, что бы я боялся насмешек, нет, совсем не в этом дело. Я боялся, что меня не воспримут всерьез, а тогда – вообще все пропало. Так я держусь за эту ничтожную ниточку надежды и верю, что получится… А без этого что мне останется? Уходить в леса, как говорила, размышляя Рея?
