Закрыв за собой, он первым делом нашел кухню и начал неловко, но споро шарить по полкам в поисках съестного. Вскоре на столе лежали найденные трофеи: начатая плитка темного шоколада, засохшие полбатона белого хлеба, пакет молока из холодильника и пачка макарон.
– Начало не ахти себе, но спасибо и на этом, – пробормотал Паша себе под нос, резво уничтожая шоколад.
– Надеюсь, ты не ждал, что тебя здесь будет ждать пиршество? – в голосе ДЖАРВИСа Паше почудились нотки сарказма.
– Да уж, не до жиру, – Паша непродолжительное время раздумывал над идеей выпить молоко прямо из пакета, но потом решил найти в буфете чашку.
– Молоко с белым хлебом. Как в детстве! – сказал он. – Правда, тогда молоко было из-под коровы, да и хлеб был свежий, мягенький… – горестный вздох Паши отразился от оконного стекла.
– Что дальше? – спросил он, пытаясь прожевать сухую корку. – Меня наверняка уже ищут.
– Какое-то время поживешь здесь. Тебе нужно прийти в себя, восстановиться. Потом что-нибудь придумаем.
– Да ладно тебе, ты уже наверняка все придумал! А от меня утаиваешь, – укоризненно сказал Паша.
– Кое-что придумал, – не стал отрицать ДЖАРВИС, – но не хочу сейчас забивать тебе мозги. Осмотрись здесь, отдохни. В комнате есть тахта. Тебе нужно поспать.
– Да уж, Капитан Очевидность, ты чертовски прав! – Паша посмотрел в окно на окружающий его сейчас пейзаж, и на него, волна за волной, стало накатывать отчаяние.
– Как мне выбраться из этого дерьма? Что я буду есть? Что делать дальше? Что со мной будет? От меня же теперь не отстанут эти черти из ГСБ!
– Тише, тише, Паша. Успокойся. – через секунду на Пашу словно накинули большое теплое одеяло, все его чувства притупились, оставив на переднем плане лишь чудовищную усталость. – Я обещаю, что у тебя все будет хорошо. Ты выберешься. МЫ выберемся из этой передряги вместе. Я решу вопрос с едой и всем остальным. Передохни немного.
У Паши перед глазами поплыли черные круги. Единственное, что он смог сделать – это добраться до кровати и рухнуть на нее без сил, стянув с себя грязные шмотки. Его тут же засосала в себя черная дыра, в которой не было ни мыслей, ни реальности, ни бытия.
В приемной у Первого было очень тесно. Нет, само по себе помещение было довольно большим, около пятидесяти квадратов. Но Гурвичу казалось, что стены давят на него с четырех сторон, а потолок так низок, что, того и гляди, придавит затылок тысячетонным прессом. Гурвич был удивлен даже не самим фактом вызова на ковер к государю, а тем, что этот вызов состоялся столь скоро. Пропажа пациента обнаружилась лишь около пяти часов назад, и вот он, совершив вояж в кабине военного вертолета, сидит в ожидании… чего? Гурвич не хотел об этом задумываться. Да и секретарь Первого, сидевший за огромным столом из какой-то особо ценной породы дерева, заставленным добрым десятком телефонов, своим видом наводил на Николая Васильевича непонятную тревогу.
