Очарование Египта | страница 2

Между тем перед моим мысленным взором протянулась ещё одна ностальгическая нить моей плоти, и это была леска моего брата Леоне, заброшенная в воду уже погрузившегося в темноту порта Александрии, куда канули белые лучи закатившегося солнца. Брат удил рыбу, я дремал, ненавидя рыбную ловлю, слуга-суданец в галабее^>2 готовил приманку. Наша лодка время от време – ни задевала сероватый и мрачный киль плавучей морской капеллы, чьи опущенные веки никогда не открывались в такие дни, храня верность своему экипажу.

Другой лоскуток моей плоти своим запахом напоминал гниющий, терпкий и медовый аромат акаций Фарнеза, разбрызгивавшийся поверх ограды садов Антониадиса,^>3 бросая вызов чистой и слепой воде канала Махмудие,^>4 его чёрным буйволам на гребне хлева и верблюжьему навозу.

В десяти милях от Александрии при неторопливом покачивании судна синеватая волнистая морская ртуть поднималась и опускалась в термометре иллюминатора. Сказочный морской горизонт венчали пальмы. Наш форштевень, опускаясь, поддевал их. Поднимаясь, он растворялся в дымах слева, цеплявшихся за облачный закат. Справа море то и дело вздымало наперерез форштевню край своих серых дюн, которые отбеливали и смягчали солнечные прожектора, пробивавшиеся сквозь узкие щели в облаках.

Часом позднее в тенистом саду виллы Амброн^>5 моя душа сливалась с огромным «ficus elastica»^>6, чьи широкие листья укоренялись в земле, подобно зелёным воспоминаниям, которые, в свою очередь, были озабочены тем, чтобы породить новые зелёные растительные воспоминания. В таком же спокойном и уверенном ритме на следующий день в королевском дворце Каира король Фуад^>7 проиллюстрировал для меня систематический и быстрый прогресс Египта.

Слушая его, я размышлял о мусульманской ценности фески, упразднённой Кемаль-пашой^>8 в Турции, потому что она порождала пассатистские^>9 настроения. Среди всех головных уборов феске труднее всего было бы придать воинственный или царственный вид. Плавные линии фески короля Фуада органично переходили в чувственные изгибы его щёк, образуя совершенный овал.

Его тонкие губы кривились в улыбке под свисающими усами, а сам он очень напоминал конных султанов под двойной аркой двойной турецкой сабли и полумесяца.

С жестами владельца, стоящего посреди своих федданов,^>10 только без привычного зонтика из серого шёлка, он прославлял теперь новый приморский город, чьи великолепные кварталы из мрамора, стекла, электричества, неона росли и множились на глазах до самой пальмовой рощи Виктории, Мекс, утративший свои ветряные мельницы, чтобы молоть зерно, используя силу пара, осушенные озёра, изобильные рынки тканей, драгоценностей, сластей выпечки, уже опустошённые механическими скоростями, толкотня в переполненных арабами трамваях, которые, казалось, уносят и сбрасывают их прямо в море, плотно утрамбованные запахи краски вкусы благовония и смрад, которые героически противостоят натиску европейской современности в районах Каира.