– Есть, они уже, правда все арестованы, – премьер смотрел на мясистые пальцы второго, крепящие президентский листочек поверх генеральского в папке. – Пусть с ними поступят по закону.
– Так закон и предусматривает к таким, высшую меру, – усмехнулся Верховный. – В любом случае, повспоминай вредителей. Да еще ведущих телепрограмм на телевидении надо поменять всех. Согласны? Да я понимаю, что некоторые из них толковы и все лояльны. Но видеть больше не могу этих гнусных жополизов, я думаю у полстраны аллергия на них. Что товарищи генералы у Вашего ведомства на них, что-нибудь есть? Ага поголовно зарубежная недвижимость, иностранное подданство или виды на жительство, ну пускайте их в разработку. Теперь точно все? За работу товарищи!
Глава 11 Сенька
Сенька меряет шагами убогую конуру, в которую его вчера завез начальник охраны. Отвратительная «брежневка» или «хрущевка» на Черкизовской, с грязным кафелем на полу в коридоре и на кухне, в зале и спальне пол дощатый, за пятьдесят лет своего существования ни разу не меняный, и десятки раз покрытый толстыми слоями масляной краски. Отходящие от стен обои, с огромными тюльпанами, желтые потеки на ванне и унитазе в совмещенном санузле от не держащих сантехнических запоров. В зале диван с грязной обивкой, перед ним на комоде огромный ламповый ящик телевизора с выпуклым матовым экраном. Сенина жена спит на кровати в спальне. Холодильник ЗИЛ перед тем, как в очередной раз включить компрессор, начал стучаться об стену. Сенька оценил приглашение, открыл дверь холодильника, достал оттуда бутылку вискарика слил в свой стакан остатки, а бутылку выкинул в плетеную офисную корзину. Пластиковой вилкой зацепил шпротину на закуску, выпил. Поставил на газовую плиту чайник, без сноровки с третьего раза зажег конфорку, опять опалив себе волосы на руке до характерного запаха курицы. Затем Сеня вернулся в зал, расположившись в углу дивана, смотреть новости и речь Самого. Жизнь Сеньки за минувшие сутки изменилась до неузнаваемости. Еще вчера у себя в имении Сенька со стаканом бурбона в руке начал было слушать выступление этого бессменного Управляющего России по телевизору во всю стену. Они были знакомы, точнее Верховный об его, Сенькином, существовании знал. Пробиться в окружение Президента Сенька не смог, предпринимал попытки, но все они были безуспешными, в окружении Верховного были свои «Сеньки». Вообще Сенька или даже по своей второй кличке «не может быть» был уважаемым человеком Арсением Павловичем, серьезным бизнесменом, предприятия которого выполняли госзаказы и госконтракты, выигрывая всевозможные государственные тендера. Сенька еще в девяностые был заместителем министра, который потом ушел на кормление в госкорпорацию, и с тех пор был вхож в многочисленные приемные, в которых сидели люди знающие, и думали о том, как с пользой не только для государства, но и для себя лично освоить бюджет. Идеи были всегда, а исполнителем зачастую был Сенька. Высокий, но не складный, лопоухий «не может быть» в Администрации Президента или в кабмине, Сенька превращался в уважаемого «Палыча» для своих поставщиков или субподрядчиков – контрагентов. Приказчик в душе, Сенька четко держал основные коэффициенты, суммы, сметы в своей коротко стриженной ушастой голове, выжимая для себя и кабинетных покровителей максимально выгодные условия. Своим неизменным нюхом безошибочно чуя наличие прибылей у исполнителей, он умел выдоить ее почти всю в свою пользу. Наученный бандитами еще до своей зам министерской карьеры, он виртуозно доходчиво излагал прибыльность сделки на ученическом тетрадном листке бумаги, где все было обозначено, и прибыльность, и сколько ушло на налоги, и вот сколько пришлось отдать и туда, и туда, и вот сколько он принес Вам, а крохи остались ему – Сеньке. На вопросы «кому это туда и туда» отвечал многозначительными жестами, так чтоб каждому было понятно о ком Сенька говорит, когда он ладонью касался сердца, пальцами пробегал по плечам, изображая погоны с большими звездами, или, вообще, задирал глаза и тыкал указательным пальцем в небо. На все сомнения типа «Сенька я думал больше будет» или «они, что столько взяли?» отвечал фразой, откуда и пошла его вторая кличка «Не может быть» и доказывал свою правоту по исписанному тетрадному в клеточку листку. Нужный человек Сенька, еще со вчера был немного обижен – в Кремлевский дворец, несмотря на все его усилия попасть он не смог. И ведь почти получилось, но в последний момент его отодвинули. Людей много в России, а мест за банкетным столом всего четыре тысячи. На следующий год, друзья обещали, позовут обязательно, после выполнения всех государственных подрядов этого года, а в экономику должны прийти триллионы, выделенные на национальные проекты. Часть из этих денег Сенька уже считал своими, ведь без него никак. Под национальные проекты были безжалостной метлой налоговой инспекции выметены все сусеки частных предпринимателей, вывернуты карманы обывателей, повышением акцизов и НДС, отказано в пенсии десятку миллионов человек. И все для того, чтобы в будущем сделать их же, обворованных, капельку более счастливыми. Это последняя большая работа на несколько лет, работа благодарная, хорошо для Сеньки оплачиваемая, поэтому вместе с некоторой обидой, была уверенность в завтрашнем дне – будет и в его жизни еще банкет в Кремлевском, и орден какой-нибудь обязательно будет, но позже. Президент все говорил, говорил мягкими, штампованными десятилетиями, фразами, камеры показывали одобряющие торжественные лица, присутствующих, алкоголь приятными приливами накатывал в Сенькиной голове, где звучал почему-то марш «все выше и выше и выше…». Как вдруг, оборвалась трансляция, и вместо картинки–президента на экране появился старый аскетичный диктор с седым ежиком на голове и казенным голосом начал читать Президентский Указ «О введении в стране Чрезвычайного положения. Сенька потыкал кнопки лентяйки-пульта, безрезультатно, ежик был на всех каналах, включая РБК. А после оглашения Указа, начали передавать балет Лебединое озеро. Сенька добрался до телефона и начал обзванивать знакомых, затем знакомых силовиков, затем стал звонить тем, кому звонить ему было не положено. Сенькины звонки игнорировались, абоненты были недоступны, пока, наконец, доска с обгрызенным яблоком не изрыгнула матерно:
