Охота за призраком. Борьба спецслужб СССР, США и Западной Германии за архивы МГБ ГДР | страница 21



По моим приблизительным оценкам, около двадцати процентов исходящей информации советской внешней разведки имели своим основанием материалы немецких друзей.

Подразделения представительства передавали нам в год более 5000 сообщений, преимущественно по ГДР. При этом основу нашей разведывательной информации по ГДР составляли материалы нескольких доверительных связей из высших партийно-государственных кругов страны. Немецким друзьям передавалось ежегодно более 1000 информационных справок, в основном обобщенного характера.

В течение года мы направляли в Центр более 3000 информационных материалов, в том числе более 1000 — телеграфом. Среди этой информации довольно значительная доля принадлежала обобщенным и аналитическим запискам.

Уместно специально отметить, что существовал строго раздельный учет информации, полностью исключавший возможность выдать материалы немецких друзей за наши собственные. Информация МГБ ГДР в момент поступления регистрировалась в отдельных журналах, в которых фиксировались псевдоним источника и рабочий номер, присвоенный в МГБ. Каждому такому материалу присваивался свой номер с литерой „Д“ (то есть материал друзей). Этот номер сохранялся и на исходящих материалах».

Последний руководитель советской внешней разведки Леонид Шебаршин в своих воспоминаниях[14] так описывает свой официальный визит в начале апреля 1989 года в Берлин по приглашению руководителя Главного управления «А» МГБ ГДР Вернера Гроссманна. Он пишет: «Подробные записи (переговоров) вели мои товарищи. Записи были обработаны и по возвращении в Москву доложены запиской ЦК КПСС и в несколько более развернутом виде Комитету госбезопасности». Важно отметить, как писал там же Шебаршин, «переговоры немецкие коллеги с моего согласия записывали на магнитную ленту, и, видимо, где-то в неразобранных архивах МГБ ГДР хранится стенограмма».

Несколько ранее, описывая свою деятельность в Тегеране, Шебаршин пишет: «Со своей стороны я честно делился с резидентом МГБ ГДР всеми данными, которые были в распоряжении моей резидентуры». Понятно, что такой обмен инфомацией происходил на двусторонней основе и что резидент внешней разведки МГБ ГДР направлял в Берлин свои отчеты о встречах с Шебаршиным. Это говорит о большом объеме информации о внешней разведке КГБ, которая могла храниться в архивах «немецких друзей», как неофициально в Москве называли МГБ ГДР.

Поэтому, конечно, судьба документов, касающихся вопросов сотрудничества советской и восточногерманской спецслужб, не могла не беспокоить ни руководство Первого главного управления, ни центрального аппарата КГБ, несмотря на все проблемы, стоявшие перед СССР и ее спецслужбами. В начале декабря 1989 года в Карлсхорст прибыла специальная комиссия из учетно-архивного отдела КГБ с указанием подготовить все оперативные материалы представительства к эвакуации в недельный срок. А оставшиеся уничтожить. Комиссия действовала на основании приказа председателя. В своих мемуарах один из руководящих сотрудников представительства Иван Кузьмин, занимавший пост руководителя информационного отдела, вспоминает: чтобы выполнить этот приказ, пришлось работать почти без отдыха, приводя секретные дела в соответствие со строгими стандартами Центра, подготавливая описи уничтожаемых документов и акты на их уничтожение, делая соответствующие записи в журналах учета и пр. Дела были отправлены в срок. Документы, подлежавшие уничтожению, были вывезены на один из военных полигонов под Берлином и сожжены с помощью огнемета. В последующем для обработки поступавших материалов был установлен минимальный срок, в течение которого они должны были быть отправлены в Москву либо уничтожены