То еще свидание получилось. Впрочем, последнее время их встречи были скорее дружескими. И в этом скрывалось больше чувств, чем в ярком и непонятном, некомфортном для Ани флирте. Алан ее понимал.
Даже в тот момент, когда по невнятно озвученной причине они, так и не доев, вышли из антикафе.
Аннетт ощущала нежность, трепет, желание не выпускать его руку из своей и насладиться прохладным, уже не дождливым городом так, будто не было обязанностей, проклятых, ключей и всего, что связано с магией.
Ее сила была рядом с ним. Спокойная и настоящая.
Как только они спустились по улице и оказались на Каменной площади, Алан остановился и, поймав Ани в объятия, наклонился к ней. Похоже, собирался что-то сказать, но передумал и вместо слов поцеловал Аннетт. Кротко, чуть касаясь губ, чтобы потом все повторить и сильнее прижать к себе. А потом задел кончиком носа ее щеку, едва заметно дотронулся до ее виска и взял лицо Ани в ладони.
Теперь она почувствовала его вкус: терпкий чай, кислый лимонник, что-то сладкое и, как всегда, манящее.
– Прогулка по набережной или через Арлер к особняку?
Алан спутал ее волосы, после чего аккуратно убрал прядки с лица и, как Аннетт любила, заправил за уши.
В этот момент он был прежним собой: улыбчивым, спокойным, вселяющим надежду.
– К особняку, ты выбрал самую длинную улицу, – со смехом ответила Ани. – И… спасибо за все. Особенно за понимание.
Она крепко обняла его, вдохнула знакомый аромат мужского парфюма и закрыла глаза.
– Я счастлива, что тогда… мы перешли черту дружбы.
– Моя сумрачная Аннетт. – Алан прошептал это ей на ухо и зарылся в ее локоны. – Когда-нибудь мы будем свободны от долга, но по-прежнему останемся в городе. Нордвуд никого не отпустит.
– У каждого своя свобода, – задумчиво ответила Ани. – И, если честно, моя здесь, в твоих руках.
Совсем немного отдыха, простых, ничего не значащих разговоров, уюта узких улочек и кирпичных зданий. Все эти недолгие минуты дороги к особняку Рэнделов были блаженством, пока вместе со штормовым ветром не пришел ливень.
Ледяные капли неприятно хлестали по лицу, и Алан, смеясь, тянул ее к дому. И в этом искреннем ребячестве было что-то трепетное. Оно и оттесняло волнения.
Уже в гостиной Алан прижался лбом к ее виску и, тяжело дыша, обнял. В такт его дыханию грудь вздымалась и опускалась.
Аннетт положила на нее ладони и покачала головой – его поло промокло насквозь.
– Почему я чувствую эту легкость только сейчас, будто и вправду нет никаких ключей, дверей и темного сплетения мертвых, служащих сердцем города? – глухо произнес Алан. – Почему мы раньше не воровали минуты для себя и не наслаждались ими?
