– Вы все-таки удивительная, – захохотал Владимир, закинув голову. – Мои модельки ни за что бы в этом не признались.
Алла мысленно себе поаплодировала.
– Ну и хорошо, что друга нет, – сказал он с еле заметным облегчением в голосе.
Еще вчера Аллочка ответила бы, что друга нет, но сердце прочно занято Селивановым. Это из-за него она пришла к Зое Павловне. Хотела поговорить про ее невестку. А вдруг у нее получилось бы понять, почему из-за Николь Артем бросил Аллочку. В чем причина, чего в этой долговязой модели было такого, чего не было в Алле?
А сейчас она прислушивалась к себе и понимала, что в ее душе нет никакой любви. Есть обида, недосказанность, незавершенность… Но любви нет. Одна горечь. Ведь если бы она продолжала любить Артема, разве частило бы так сердце из-за внимания к ней Владимира Орефьева? Или частило бы? Аллочка совсем запуталась.
В этот момент хлопнула входная дверь – вернулась Зоя Павловна. Она сразу пошла на кухню и загремела чашками. Когда Кучинская зашла к ней проститься, Орефьева заворачивала не съеденный Аллочкой «Красный мак» в фантик с тем, чтобы снова вернуть его в конфетницу.
Макар Евграфович был очень плох. Кира просидела у него всю ночь. Он лежал тихо-тихо, в лице не было ни кровинки. Только гудел аппарат, к которому были подключены провода, закрепленные на его теле. По экрану бегала ломаная линия, показывающая, видимо, работу сердца.
Кира все пыталась вспомнить, почему у нее вчера возникло тревожное чувство, когда она отправляла Самохина в больницу. Что-то мелькнуло у нее в голове, когда она смотрела на старика. Но пока вызывала неотложку, собирала вещи в больницу, документы, страховку…
Что же ее так обеспокоило? Она закрыла глаза и попыталась восстановить события. Вот она приходит к Самохину, моет посуду, заходит к нему в спальню… Потом вызывает скорую, появляется доктор… Опять пронеслась какая-то мысль, смутное воспоминание, но… нет, не вспомнила.
Ночью время от времени заходила медсестра, и Кира с тревогой следила за ее манипуляциями. Сестричка меняла капельницы, крутила колесико, чтобы лекарство попадало в вену то медленнее, то быстрее, ставила Самохину уколы, мерила давление…
Под утро, едва Кира задремала, облокотившись о спинку стула, как стремительно вошел врач. Он был похож на великовозрастного старшеклассника: длинный, узкоплечий и какой-то неловкий. Рукава его распахнутого халата были слишком коротки, длина брюк позволяла демонстрировать коричневые хлопчатобумажные носки, светлые кудрявые волосы стянуты в хвост, а глаза спрятаны за поблескивающими стеклами очков.
