Встретили русских, которые попрошайничали. Они честно просили на выпивку. Ее это очень позабавило! Дала им евро. Впрочем, она никогда не пропускает попрошаек. Если кто-то просит, вывернет всю сумочку, найдет, что дать.
– Не боишься, что все это бутафория?
– В смысле?
– Что наебывают?
– Не боюсь
– А если тебе самому придется вот так встать?
– Пусть и обманывают, все равно надо давать.
Чтобы она откликнулась на чужое горе, не надо долго упрашивать. Она уже вся горит им и помогает! Но можно страдать рядом, она едва ли она поинтересуется и заметит. Чуткое сердце к дальнему, но не ближнему. Эмоционально легко реагирует и вовлекается, но если это что-то постоянное, не эмоциональное, просто этого не замечает. Как у истинного нарцисса, для нее существует только свое я. Остальные – сопровождающие.
Она очень мало расспрашивала обо мне. А когда я рассказывал о путешествиях, о встречах, о жизненных поворотах, легко это пропускала мимо ушей.
Я старался найти самые стильные красивые места стиля Ар Нуво. Был несколько раз в Праге, но давно. Нельзя было пройти мимо старого центрального Телеграфа, где сейчас дорогой ресторан. В нем мы и посидели.
– У тебя в жизни все просто. Я меньше тебя жила, но получила в десять раз больше испытаний.
– Ну что ты считаешь испытанием?
– Потеряла отца.
– Часто виню себя.
– Когда ему было плохо, я занималась своими проблемами.
– Рак? Но он же был неизлечим?
– Слишком поздно обнаружили. Уже пошли метастазы, 4 стадии. Он ужасно исхудал. Прошел химию. Но потом пошло на поправку. И выглядел уже неплохо. Мне кажется, он бы восстановился. Но в это время умерла бабушка. И это его окончательно подкосило.
Больше всего меня трогало, как она любила маму. Тут действительно, ни настроение, ни болезнь не могли сменить настроения и тона, как она говорила о матери. Она вся дрожала, когда ждала поездки домой. Очень гордилась своей семьей. Рина принадлежала к той категории людей, которая умрет за своих, но для которой не существуют чужие. За тех, кого она любит, можно было только порадоваться. Она начинала сиять, когда говорила о них.
– Сестра у меня знает четыре языка. Она работала редактором, жила в Турции.
– Она тоже матерится в разговоре с тобой?
– Она вообще не материться. Очень образованная и приличная.
– Одна ты такая оторва?
– Да, я одна такая в семье. Ни на кого не похожа.
Мы проходили вдоль речки Чертовки, слушали легенду о дочери мельника, которую звали Чертовка и которая никому в округе не давала проходу.
