Первое, что бросилось в глаза Мирону, не было замка на массивной двери, скрывающей, пожалуй, самою большую тайну этого города. Бледный свет включенной одинокой люминесцентной лампы еле освещал практически пустой ангар. В центре него было два неглубоких бетонных резервуара.
– Здесь когда-то была овощебаза. Капусту квасили, – ответил престарелый мужчина, демонстративно разводя руками. – Вы, видимо, ошиблись. Уж извините, ничем не могу больше помочь. Работа у Вас тяжелая, понимаю. Желаю Вам удачи, – добродушно обратился старик к ночным гостям.
У Мирона не было слов, а Дамир вопрошающе смотрел на него. Растерянный и обессиленный кузнец прикрыл лицо руками, не распыляясь на бессмысленные фразы о непонимании. После, немного поразмыслив, сказал:
– Дамир, можешь проверить документы хозяина – паспорт и документы на право собственности? Обыскать дом? Я же был здесь сегодня. Я видел всё! И знаешь, им есть, что скрывать, раз они так поспешно замели следы, заменили людей и спрятали факты. Боюсь, мы даже не представляем, с кем имеем дело, и что нас может ждать…
– Мирон, как бы мы не хотели, нам не получить разрешение на обыск. У нас нет причин для этого, – следуя ходу мыслей Мирона, поддержал Дамир.
– Да я и сам понимаю, – потирая лоб, невнятно продолжал бормотать Мирон. – Дамир, угости сигареткой. Я побуду здесь немного. Вы же не против, Карасев? Вам нечего утаивать. Да и я искать не буду. Набегался я за эти дни. Посижу, – эмоционально истощенный и уставший Мирон присел, держа сигарету.
Двухсекционная люминесцентная лампа помаргивала, и вокруг нее уже скопилась мошкара. Мирон подошел и выключил свет, погрузив ангар в полутьму. Ночь уже не преобладала, наступило утро, и помещение приобрело оттенок серого полутона.
– Добро пожаловать в твой мир, Пепел. Значит, вот как ты его видишь! Отдаю должное, невероятная манипуляция. Только вот объясни: публичное линчевание-то к чему? (убийство человека, подозреваемого в преступлении или нарушении, без суда и следствия).
Ответа не последовало.
Мирон поджег сигарету и сделал затяг. Первым, что он почувствовал, было потрескивание и тление структуры бумажного цилиндра: будто ты втягиваешь в себя чью-то душу, то есть вбираешь ее содержимое, опустошаешь тем самым тело. Любопытно… Мирон взял в руки сигарету и начал рассматривать тлеющую часть, пытаясь сформулировать в голове интересную мысль.
«С каждым осознанным вдохом содержимого мы впускаем в себя смерть, – Мирон удивился собственному ходу мыслей, но продолжил, – Одна сигарета, которую человек так легко втягивает, отравляя себя раз за разом, содержит тысячи ядовитых примесей. Постепенно тело придается тлену, остается одна душа, иначе говоря – пепел. Абрамов – не кто иной, как выжигающий, каратель, скажем так, крематорий душ человеческих. Он то, что остается после примесей и вредоносных соединений. Больше пепла – больше удобрений! Идеологически внятная формула, легко внушаемая слабым и отчаявшимся. Пепел как культ – вполне реален».
