– Ах ты. – Он обернулся к берегу, который был теперь не так уж и близко. – Тварь хитрая!
Старуха, оказавшись в воде, будто взбесилась. Вращая задом, она погружалась все глубже. Семен скользил по илу, вода уже залила его пояс, холодной ладонью тронула низ живота. Это его отрезвило – взревев, Семен сделал крупный шаг назад, а затем, подавшись вперед, одним сильным ударом ноги опустил старуху под воду, на самое дно, и надавил что было мочи. Из воды теперь торчали только две тощие руки в пигментных пятнах, держащие Семена ниже локтей.
– Нравится? – закричал Семен. – Хлебни из болота, тварь! Пей, сколько хочешь!
Он выгнулся, занимая позицию поудобнее и, задрав голову к небу, начал считать про себя. Нижняя челюсть его дрожала, глаза лихорадочно шарили по разрезанному ветвями небу, грудь раз за разом вздымалась, стараясь набрать в себя как можно больше влажного, прохладного лесного воздуха.
Он досчитал до ста. Потом – до ста пятидесяти.
Пальцы на его руках оставались такими же крепкими.
Он продолжал считать. Двести, потом двести пятьдесят. Пробудившаяся к вечеру мошкара садилась на уши и лицо, пряталась в волосах. Только сейчас Семен понял, что потерял свою кепку. Подумалось о клещах, но как-то отстраненно, будто бы о чем-то уже давно решенном.
Досчитав до трехсот, Семен начал плакать. Сначала еле слышно, подрагивая лишь плечами, а затем будто прорвалась плотина – громко, навзрыд, изо всех сил. Он завращал головой с открытым ртом и громко, по-животному завыл на окружающий его лес, на болото, на деревья и мошкару, на небо и уходящее солнце – на весь мир и на всех, кто в нем обитал. Он кричал исступленно, не чувствуя слюны, которая вылетала ему на грудь, не в силах утереть слезы, и мир вокруг него расплывался в мутное пятно. Он орал до тех пор, пока хватало воздуха, а потом, всхлипывая, набирал полную грудь – и ревел вновь, хрипло и оглушающе громко, словно лось с перебитою спиной. Вскоре его рев перешел в хрип, дрожь в последний раз прокатилась по его телу – и Семен застыл в пруду, с закрытыми глазами и опущенной головой. Лишь его грудь все так же часто вздымалась и опускалась, как будто гроза уходила куда-то вдаль, оставляя за собой вывернутые с корнем деревья и тишину. Повернув голову, он вытер нос о плечо, затем – о второе, сглотнул слюну и открыл глаза.
– Значит – все, – сказал он сиплым голосом. – Значит, пропал… Тебя не убьешь. Ты не живая…
Пальцы на его руках шевельнулись, будто поглаживая кожу. Семен кивнул и посмотрел в сторону берега.
