Обратная без рисунка сторона бумажных обоев как раз подошла бы Соне для её работы.
Однако, вместо того, чтобы немедля пойти и принести то, за чем посылала её княжна, строптивая горничная, которая, кроме всего прочего, следила и за хозяйственными расходами в доме, вдруг заартачилась и стала препираться с нею. Мол, обои дорогие, говорят, что и не китайские, а японские, привезённые из дальнего-далека. И куплены по случаю. А ну как где приклеенный кусок оторвётся или испачкается, да понадобится заменить, а такие точно попробуй потом достать…
Словом, Софья не выдержала и закричала:
– Ежели ты, Агафья, тотчас же не принесёшь то, за чем я тебя посылаю, то я за себя не ручаюсь!
И, надо сказать, она вполне была готова залепить этой поперечнице хорошую затрещину.
Та, кажется, поняла, что дразнить княжну и далее становится небезопасным, уже собралась бежать в кладовую, как Соня вдруг передумала. Схватила горничную за руку, оттолкнула с дороги и отправилась в кладовую сама, бросив той на ходу:
– Не смей ходить вслед за мной!
Потом она думала, что этот её порыв, видимо, был не иначе сообщен свыше.
Растерянная Агафья осталась стоять в гостиной, досадуя на себя, а Соня пошла в кладовую перебирать сложенный там хозяйственный хлам.
В кладовой хранилось столько кусков всевозможных обоев, что на их обратной стороне можно было бы вычертить не одно древо, а целый лес. Здесь имелись даже куски обоев, поверх которых на стенах давно наклеили другие.
Соня и не стала брать японские – раз уж они такие дорогие! – а потянулась за рулоном обоев, которыми была когда-то оклеена гостиная комната.
Так получилось, что тянулась-то она правой рукой, а левой оперлась на старый глиняный горшок, в котором виднелось какое-то засохшее содержимое. Горшок из-под её руки выскользнул, княжна потеряла равновесие, упала грудью на полку, поневоле опершись обеими руками о каменную стену за нею.
Ей показалось, что камень под рукой подался. Но, поскольку такого быть не могло, подумала мимоходом, что у неё просто закружилась голова. Даже потрясла ею для верности и руки от каменной стены убрала. А когда взглянула на стену поверх свертков, мешковины, горшочков, коими были уставлены полки, не поверила своим глазам: стена медленно отходила в сторону, открывая черную пустоту.
Хотя Соня и была человеком неробкого десятка, в первый момент она едва не закричала от страха. Но дыра в стене не закрывалась и из неё отчетливо тянуло пылью и затхлостью. Позвать Агафью? Но та непременно расскажет все матери. Надо ли об этом ей знать?
