– Имя, мадам, мне нужно его имя, в противном случае это всего лишь ваши домыслы!
– Хотите сказать, что мне нужно было сорвать с него маску?
В голосе Иоланды слышалась ярость.
– Ну зачем же непременно вам? Могли бы позвать гвардейцев.
– Сначала я подумала, что это Жозеф Фуше, а потом – Шарль д’Артуа…
– Брат короля? – понизив голос, зачем-то уточнил тот, кого герцогиня называла Жюль-Франсуа.
– Вот именно. Так подумайте, стоило ли мне звать гвардейцев?
Соня замерла у двери, не зная, что предпринять: то ли постучать, то ли подождать, пока Иоланда переговорит, судя по всему, со своим мужем. Но тогда получается, что она подслушивает… Наверное, лучше всё же уйти.
– Вы говорите, он упоминал имя какой-то женщины?
– Можно сказать и так: он звал Геру.
– Не пойму я ваших мудрёных речей, дорогая! Что вы этим хотите сказать?
– Что у нас нет в Версале женщины с таким именем. В древнегреческой мифологии это имя жены Зевса.
– Иными словами, подлинное имя женщины тоже неизвестно?
– А зачем мне её имя? Она-то как раз никаких беспокойств мне не доставила. Разве что позволила этому повесе влюбиться в себя. Но ведь в этом мы, женщины, не властны!
– Ещё как властны! – с досадой проговорил невидимый мужчина. – Версальские кокетки могут свести с ума, кого захотят.
– Вы сами ответили на свой вопрос, – отозвалась Иоланда. – Версаль – не монастырь. Я лишь хотела вас предупредить, что король может быть очень строг к таким гулякам, как мой ночной гость.
Соня потихоньку пошла к выходу, но в это время отворилась дверь, и герцогиня проговорила:
– Дитя мое, я заставила вас ждать? Входите, герцог уже покидает нас. Он зашёл ко мне поздороваться!
Глава тринадцатая
– Значит, вы едете в Нант? – спросил рассказчика барон де Кастр.
– В Нант! – подтвердил Разумовский. – Если бы я мог туда полететь, поверьте, я был бы уже там! Нетерпение сжигает меня.
«Езжай, голубчик, езжай! – усмехнулся про себя Тредиаковский. – Думаю, Нант – последнее место, где может сейчас быть княжна Софья».
Собственное поведение несколько смущало Григория. Но всего лишь самую малость. Кто ему этот Разумовский? Посторонний человек, который смеет говорить о любви к Соне, не имея на это никакого права. Разве не он бросил её в Петербурге одну на растерзание жестокого света? Кто его заставлял убивать Дмитрия Воронцова? Он даже не попытался узнать, нанес ли тот ей какой-нибудь другой вред, кроме самого похищения? Ишь ты, кто-то посмел посягнуть на его собственность! А если это был всего лишь жест отчаяния?
