– Вот именно, почему бы ему не знать сего разбойника, – усмехнулся Тредиаковский, – ежели он сам этот Меченый и есть!
– Что вы такое говорите, Грегор! – замахал на него руками Себастьян. – Лицо Меченого изуродовано шрамом, об этом всякий знает, а лицо Флоримона чистое и благородное. Он ни в коей мере не похож на разбойника.
– Тебе-то, понятно, неведомо, что большинство разбойников имеют самую обычную внешность. А если они и походят на злодеев, то делается это специально, чтобы наводить тем самым ужас на будущие жертвы. Это, дорогой барон, относится к головорезам. Иное дело мошенники. У самого хитрого шарлатана, коего я знал, был лик человека весьма благородного, с ясными, честными глазами, глядя в которые каждый проникался доверием к этой чистой душе… Ну да это я так, мыслю вслух. А насчет шрама, будто бы пересекающего всё лицо Меченого, так откуда это всем известно, ежели кроме как в платке, которым он всегда свою личину закрывает, его в другом виде никто не зрел? Как, оказывается, просто обмануть даже не одного человека, а очень многих, пустив всего лишь нужный тебе слух!.. Опять я прервал твоё повествование, Себастьян. Какие же условия выдвинул наш приятель?
– А никаких, – пожал плечами барон. – Сказал, что он лично снесётся с разбойником и предложит ему выкуп от нашего имени. Разве по дороге в Марсель вы не говорили мне, что в крайнем случае согласны заплатить выкуп за освобождение мадемуазель Барбары?
– Говорил, – согласился Тредиаковский.
– Вот именно, а Флоримон к тому же уверял, что турецкое судно через три часа уходит из Марселя, и мы не успеем ничего сделать за такое короткое время.
– Это всё?
– Нет. Он взял с меня слово чести согласиться на требования разбойника, какими бы нелепыми они нам ни показались, и выполнить их в точности, если мы хотим добиться свободы для девушек. Он, мол, поручится своим именем, что мы люди порядочные и что с нами можно вести переговоры… А когда прибыл посланник от Меченого, я ничего плохого не заподозрил…
– Не заподозрил он! – Григорий резко поднялся из-за стола. – Скажи уж честно: хотел во что бы то ни стало вызволить из плена сестру!
– Хотел! – выкрикнул барон и тоже вскочил со стула. – А ты не хотел вызволить из плена Барбару?
Некоторое время они так и стояли друг против друга со сжатыми кулаками и суровыми лицами, но Григорий первый безнадежно махнул рукой и снова опустился на стул.
– Простите, барон, – виновато вымолвил он, – таков человек: не хочется ему чувствовать себя виноватым, вот он и ищет, на кого бы свою вину свалить. Как ни крути, а я один во всём виноват. Нам, мужчинам, на роду написано рисковать собой, спасая женщин, но Сонюшке-то за что такое?..
