«Священный цветок требует почтительности, – заявил тот. – Его нельзя продавать среди сыра, бедности и бранных слов».
Так дядюшка Жоль остался торговцем различным товаром и уплачивал сбор даже меньший, как если бы торговал настойками с соком мака, был вынужден брать снедь у гильдий, видоизменяя ее, но из-за аптечного товара боялся, что его лавку однажды сожгут. Однако аптекари в нем соперника не признали, и лавка потихоньку жила на улочке отверженных гильдиями ремесленников, на улочке, где можно было справить башмаки, а не ходить в квартал Сапожников, здесь же купить горшки и заказать любую нужную вещицу. Горожане, недовольные выбором, редко совали сюда нос, поэтому для лавочников постоялый двор Мамаши Агны стал местом поклонения не меньшим, чем храм Благодарения на другой стороне Безымянного проезда: Агна направляла к ним покупателей – незадачливые кустари пропивали заработанное в ее трактире.
________________
Невеселые мысли Маргариты прервал шум – чердачную дверцу в полу приподняла русоволосая голова Филиппа.
– Так и знал, что ты тута, – сказал десятилетний подросток, подтягиваясь на руках, карабкаясь и забираясь на чердак без лестницы. – Ну чё ты? – спросил он, проходя к сестре за ящики и присаживаясь на корточки напротив нее. – Тетка уж не бушует. Эт она послала меня сыскать тебя. Сказала, что ты можешь ходить в лавку, токо ни с чем там не игрывать, чтоб не вышлось как в тот раз.
«Тот раз» – это когда восьмилетняя Маргарита рассыпала мешочек с дорогущим черным перцем и, чихая, разбила большую и тоже дорогую бутыль, полную замаринованных яиц. К пущему несчастью, именно в тот момент в лавку зашли два услужника, распрекрасный щеголь и супруга канцлера Лиисема – четырнадцатилетняя графиня Она́ра Помо́нонт, самая обворожительная из всех именитых дам Элладанна. Один Бог знает, как синеглазую изнеженную красавицу занесло в тот день в грязный квартал и зачем она заглянула в съестную лавку. Аристократка увидела на полу хаос из стекла, маринада и яиц, непрестанно чихавшую девчонку и по-бабьи причитавшего толстяка, от горя стискивавшего свой жесткий, синий, округлый колпак. Дядюшка Жоль низко поклонился знатной даме, нахлобучил колпак, желая скрыть лоснящуюся розовую лысину с нелепым клоком волос на лбу, и растекся в улыбке. Вот только он не успел толком расправить свой головной убор и в скособоченной шляпе стал выглядеть настолько комично, что графиня звонко рассмеялась. За ней захохотали и услужники, и красавец-барон А́рлот Ибернна́к, сопровождавший графиню. Внезапно знатная девушка тоже чихнула – да так громко, что посрамила бы портового возчика. Она принялась доставать платок из кошелька, когда снова чихнула, слабее, чем ранее, но смущающий слух звук донесся будто бы из-под ее юбки – Онара Помононт устремилась прочь, ее свита последовала за ней, переглядываясь и поднимая брови.
