В общем, кончилось все это приглашением Ани на кафедру в качестве ассистентки этого самого профессора. Будучи строго подписан, профессор не мог ссылаться на факты, так что пришлось ему срочно изобретать новую лингвистическую теорию древнеславянских диалектов. Аня ему в этом усиленно помогала, поначалу – всего лишь рассказывая истории из своей подольской жизни. Однако через некоторое время, научившись работать с компом и Сетью, она стала полноценной ассистенткой. Постепенно и профессор неплохо освоил полянский язык, но только, разумеется, не произношение. После этого он стал третьим в мире, после меня, носителем этого языка. Иногда мы встречаемся втроем и ведем степенную беседу по-полянски. Степенность эта вынужденная, потому что мертвый язык плохо предназначен для современных реалий, а рассказывать байки о моих похождениях на средневековой киевщине Эйтан строго-настрого запретил. Иногда профессор, как правило обращаясь к Анюте, а не ко мне, провокационно интересуется политической обстановкой в Киевском Каганате. Мог бы и меня спросить, все же и я был удостоен содержательной беседы из трех фраз с князем Владимиром, тогда еще весьма не Святым. Ведь это именно я ввел в славянский обиход лингвистическую конструкцию "Некто свет Кто-то". Но об этом мне запрещено упоминать. Эх, не надо было подписывать не глядя. Но я тогда так торопился к моей ненаглядной, что не заморачивался такими пустяками. Что же касается более современных тем, то нам, подобно Бен-Иегуде, возрождавшему иврит, все время приходится добавлять в полянский язык современные идиомы.
В какой-то момент профессор не выдержал и решился представить свои достижения с трибуны конференции лингвистов в Иерусалиме. Я тогда скромно сидел на последнем ряду, судорожно сжимая в руках пригласительный билет и чувствуя себя неуютно среди корифеев лингвистики. Но, постепенно, действо увлекло меня по мере того как на трибуне профессор давал пояснения, время от времени предлагая Ане произнести пару фраз на полянском. Моя жена была великолепна в специально сшитом для нее длинном платье современного покроя, но с полянской вышивкой. К сожалению, лингвисты этого не оценили и разгромили профессорскую теорию в пух и прах. Помню, как два слависта, укоризненно покачивая головами, вышли в коридор и мы, стоя за углом, стали невольными слушателями их разговора.
– Боюсь, что меня обвинят в антисемитизме, но, согласитесь, не слишком приятно русскому человеку услышать такое из уст израильтянки, да, к тому же, говорящей с тяжелым еврейским акцентом.
