– Уронить ребенка! – воскликнула было Нехушта, возмущенная словами этой жертвы глупых правил, как она мысленно называла его, но, угадав своим женским чутьем, что этот человек успел уже полюбить ребенка, смягчилась и полушутя заметила:
– Смотри, сам не напугай малютку своими огромными волами; вам, мужчинам, так презирающим женщин, еще многому следовало бы поучиться у нас!
Затем, подозвав кормилицу, она молча пошла впереди Итиэля, ведущего волов. Так они дошли до большого прекрасного дома на самом краю селения. Это был странноприимный дом ессеев, где они оказывали своим гостям самый радушный прием, окружая их всеми возможными удобствами и предоставляя им все лучшее. Дом этот оказался незанятым. Позвав жену одного из низшей степени братьев ессеев, Итиэль, закрыв лицо руками, чтобы не видеть лица женщины, поручил ей позаботиться о Нехуште, младенце и их спутниках и удалился доложить обо всем кураторам.
– Что, они все такие полоумные? – презрительно спросила Нехушта у женщины.
– Да, сестра, – ответила та, – все они таковы, даже мужа своего я вижу редко, и он постоянно твердит мне о том, что женщины полны всяких пороков, что они – искушение для человека праведного, ловушка для праведников и многое другое.
В этом странноприимном доме Нехушта с девочкой и кормилица с мужем прожили несколько дней.
И вот собрался совет кураторов, и Нехушта должна была явиться на собрание вместе с ребенком. Собрание это состояло из ста почтенных, убеленных сединами старцев в белых одеждах. Они разместились на длинных скамьях. В противоположном конце зала было приготовлено особое место для арабки. По-видимому, Итиэль заранее изложил им все обстоятельства дела, так как кураторы сразу же приступили к расспросам, на которые Нехушта отвечала вполне ясно и точно. Выслушав ее, кураторы стали совещаться между собою. Большинство выразило согласие принять и воспитать ребенка, но нашлись и такие, которые возражали, мол, и малютка, и ее приемная мать женского пола, им здесь не место. Кроме того, если оставить ребенка, то все они полюбят его и привяжутся к нему, а ведь они должны любить только одного Бога!
На это другие возражали, что они должны любить и всех обездоленных, и все человечество. Затем Нехуште предложили удалиться, чтобы собрать голоса за и против. Выходя из зала, Нехушта высоко подняла улыбающуюся девочку, чтобы все могли видеть ее прелестное личико, и умоляла все собрание не отвергать просьбы умирающей женщины о попечении над ее дочерью. Единственному родственнику мать поручала свое дитя на смертном одре. Неужели же откажет бедной сиротке в крове, наставлении и мудром руководстве ее дядя Итиэль и вся святая община ессеев?
