Потвора подошла вплотную. Бобич отвесил ей блудливый поклон и сказал со всею возможной язвительностью:
– Здравствуй, свет-Потворушка, каргушенька ты моя, подколодненькая, лисанька мерзопакостная вонючая густопсовая, пням замшелым ненадобная.
– И ты, уж пожалуйста, здрав будь, – ответила Потвора весело, – чтобы умного кого в твое место не прислали бы.
– Что тебе на печи не лежится не воняется? Куда путь держишь, поганенькая?
– Как всегда. Ты туда, а я уж и оттуда.
– А что ж ты, сучка ты лисья драная облезлая, вынюхиваешь тут высматриваешь?
– Как лисе и положено, мышкую. Грызунов мелких ловлю и давлю.
Потвора оскалила два ряда крепчайших и белейших зубов, лязгнула ими прямо перед Бобичевым носом так, что даже отшатнулся Облакогонитель в невольном испуге. Все слова язвительные у него из головы будто вымело. А Потвора засмеялась снисходительно и сказала:
– Не ходи к Бажану. Не выгорит твое дело, не позорься. Ну, какой ты волхв? Тебе бы шкурами облезлыми торговать. Там был бы на месте.
И пошла-себе, не оглядываясь. И скрылась в кустах. А Бобич, опомнившись, долго еще орал ей вслед и привизгивал, и плевался в бессилии:
– Тебе ли входить в рассуждения, ты, баба, ты, скотина, ты, карга гнусная непотребная, лиса драная, не вместно-о-о!
В довершение всего, Бажана у перевесов не случилось. Заправлял всеми делами Дружина, справлялся, надо сказать, неплохо, стаю перехватили чуть ли не всю. Облакогонитель отозвал в сторонку Божедара, и вышло, что верх опять оказался за нею, за болотной кикиморой. Опередила и нос утерла. И пока он, Бобич с поганкою на озере препирался, Бажановы посланцы собирали всю старши́ну в Серпейский град на большой собор для совета.
Оказалось, не успели еще Бажановы развесить перевесы, как появилась на озере Потвора и во всеуслышанье заявила, что было ей от Рожаниц великое знамение.
Вокруг проклятой ведьмы собрался народ, и слушали ее, каргу, раскрыв рты.
– Смотрит на нас, – рассказывал Божедар, – и говорит, что-де если не будет волость Дня Рожаниц отмечать по стародавним обычаям всесоборно, наложат богини на окрестный люд великое наказание. Станут-де все бабы рожать только девок. А она, Потвора, в этом деле ни при чем, ее дело сказать, а вы-де поступайте, как знаете.
Был Божедар напуган до крайности, в лицо Бобичу заглядывал искательно: скажи, мол, сделай милость, правда ли? А что ему сказать? Кто это, кроме мерзавки Потворы, знает?
– И еще сказала, – закатывал в ужасе Божедар свои маленькие поросячьи глазки, – что поля родить зерно не будут, а скот приплода не принесет. В прошлом-де году умолила она всеблагую матушку-заступницу, а ныне не берется, потому что обиды Рожаницам множатся, и одуматься люд честной не желает. А если надеется кто на Велеса, то Велес, слов нет, великий бог, но при родах не помощник, мало ли поумирало родами и женщин, и скота? Вот и погнал отец гонцов за всею старши́ною, и за тобою тоже послал, чтобы тебе на том большом совете быть бы непременно.
