Подбежал взводный с первой роты. Доложился. Встал рядом со всеми.
Наконец, врач, прекратив мучить пациента, устало выпрямился:
– Идёт большая кровопотеря. Срочно необходима внутриполостная операция, которая в данных условиях невозможна – нужна нормальная санчасть, а у меня не то, что обезболивающие, у меня перевязочные материалы кончаются. О гигиене я уже молчу…
– Может, на трёхтонке в тыл прорваться? – внёс предложение Лёшкин ротный.
– Там немцы с пулемётами засели, не пропустят. Посекут, – попав в затаившегося Алексея, щелчком пальцев отбросил за бруствер недокуренную папиросу замполит.
– А ночью? – не унывал лейтенант.
– Нет у нас времени до ночи, не доживёт он! – присаживаясь на корточки, обречённо произнёс врач. Затем, метнув испуганный взгляд на комбата, вскочил на ноги: – Извините, товарищ майор!
Тот лишь устало отмахнулся:
– Да ладно, доктор, не дёргайся. Понял я уже.
Приподнявшись на локтях, майор оглядел собравшихся:
– Товарищи командиры, доложите о состоянии вверенных подразделений!
Доложили. В четвёртой сборной роте выбыла одна треть: там немец тоже под шумок штурмовал. Первая, по докладу взводного, поредела наполовину – в основном от бомбежки. Во второй, Лёшкиной, лишь несколько раненых. Третья пострадала в меру – пятеро погибших и восемь раненых.
Как ни странно, но Лёхину роту от потерь уберегли сорокопятки: на их направлении танки и пехота противника вели огонь исключительно по орудиям. Эти же две маленькие пушечки и послужили главным аргументом в обороне зарывшегося в землю батальона.
Между тем вызвав лёгкое оживление в окопах, раздалась уже привычная команда: «Воздух!» Лёшкин желудок, став невесомым, непроизвольно подтянулся к горлу – затошнило. Глаза, в поисках знакомых очертаний вражеских пикировщиков, обеспокоенно шарили по небу.
А там – с востока – летели НАШИ двухмоторные самолёты! Марки их Лёха не знал, но звёзды на крыльях видел отчётливо.
– Наши! – радостно завопили батальонные командиры.
– Ура! – вторили им бойцы из окопов.
Однако ощущение праздника прошло быстро: самолёты, не снижая высоты и не особо прицеливаясь, отбомбились… на поле между врагом и батальоном!
Натужно ревя моторами, девятка бомбардировщиков уходила обратно.
– И чего прилетали?! Керосину пожечь?! – устало присел рядом с комбатом замполит.
Затем было совещание. Схоронившись за бруствером, Алексей обратился в слух.
Комбат:
– Слушай мою команду! Через полчаса, ровно в четырнадцать ноль-ноль, командование батальоном переходит к политруку Капитонову. Сейчас немедленно ты берёшь один взвод и ползком на поле – посмотрите, может, раненых немцев найдёте или отстал кто. Поспрошать бы, сколько там у них чего для нас припасено…
