Усмехнулся Заки.
– С чего взял, что я выживу? Может быть, это я погибну, а ты жив останешься?
– Я тебя видел в деле. Аки тень, проскользнешь. Нет, уж коли кто и выживет, только ты.
Заки продолжал улыбаться. А потом усмешка погасла, спросил тихо:
– Давно ли ты похоронил себя заживо, северянин? Что так помереть торопишься?
Ерофей ответил, чуть помедлив:
– Я мертв с тех пор, как семью потерял. А после Кармыса и Сасыкбая и вовсе жить не охота.
Поглядели друг другу в глаза, помолчали. Кивнул Заки, опустил взгляд, задумался. Лоб наморщил.
– Твоя вера в меня похвальна. Однако всяко бывает. Если я завтра помру, а ты жив-здоров будешь, отдай это письмо советнику хакима Чача Макуд-беку.
И вынул письмо обратно на столик.
– Хорошо, – согласился Ерофей. – А ежели ты уцелеешь, отдай шкатулку дочери купца Рузи.
– Договорились, – кивнул Заки. – Открой шкатулку, дай взглянуть, чего там.
– Зачем? – удивился Ерофей, – Какая тебе разница?
– А затем, северянин. Мало ли что внутри. Вдруг мне за нее кожу сдерут. Не боись, я тебе письмо тоже дам почитать.
Пожал плечами Ерофей. Повертел шкатулку. Внутри гремели и перекатывались камешки. Драгоценные, видать. Недаром их купец полжизни собирал.
Ключа не было. Вытащил московит кинжал, повертел в замке. Хрустнул металлом, взломал. Поднял крышечку.
И в самом деле, камешки драгоценные, золотые серьги да колечки. Полна шкатулка. Немалое богатство.
– Ого, – Заки потрогал камешки. – Твой купец богатый человек был. А это что за письма?
На дне, под богатствами, лежали бумаги. Достал их Ерофей, перебрал. Пробормотал:
– Видать, переписка по торговым делам. Письмо от банковского дома Сальвиати из Венеции, донесение от помощника из Герата на незнамом языке, записка от новгородского купца. А это что? Письмо от окольничего Лихноводова! Откуда оно здесь?
Развернул бумагу, прочитал. Не поверил тому, что написано. Отставил в сторону, протер глаза. Снова прочел.
В груди сперло, дышать невозможно стало. Захрипел Ерофей. Буквы расплывались перед глазами.
– Ты чего, северянин? – спросил Заки. – Что там, в письме?
Посмотрел на него Ерофей, как впервые увидел. Схватил за ворот, встряхнул. Закричал, что есть силы:
– Сын мой жив! Жив остался! В Москве меня ждет.
