Приподнялся Ерофей на локте, поморщился. Тощий силуэт, угловатый череп, длинный лук. Ясно дело, стрелок. Лежал рядом с Заки, постанывал. Видать, крепко досталось.
Встал Ерофей. Отпил воды из кувшина. Вышел из душной кибитки.
Солнце село. Небо темно-синее, ранние звездочки подмигивают.
– Ну как, урусут? Очухался?
Оглянулся Ерофей. Оказывается, у кибитки Сасыкбай сидел.
Кивнул. Сел рядом. Старался дышать потихоньку, рану не бередить.
– Сейчас ужин принесут, перекусишь.
Помолчали.
Старик наклонился, выплюнул насвай.
– Молодцы вы, ребята. Отбились от Кокжала. Ты еще и пулю ему в лоб залепил.
Ерофей молчал. Прикрыл глаза, на стену кибитки откинулся.
– Славное дело сделали. Как говорится, даже мелкие пташки в нашем краю становятся орлами! Хорошо, все живы остались.
Неподалеку замычала корова.
– Ты куда путь держал, Ереке? В Чач, кажись?
– Да.
– Отлежись у нас поначалу. Сразу не уезжай.
– Еще невестимо, уцелеем ли, – пробурчал Ерофей.
– Как это? – удивился Сасыкбай. – А кто нам еще грозит? Ойраты, что ли?
– Мы с Кокжалом еще не закончили.
Старик хрипло засмеялся.
– Остынь, Ереке. Кончился Кокжал. Ты настоящий батыр. Сначала Шону завалил, потом Кокжала. У вас на севере все там такие умельцы?
Ерофей покачал головой.
– Ничего не кончено. Кокжал жив. И скоро опять придет.
– Кокжал трусливая тварь, может только с женщинами и детьми драться. На низкую стену любой взберется. А он получил отпор, теперь не сунется.
– Он придет, – терпеливо повторил Ерофей. – Надо готовиться.
Сасыкбай вздохнул.
– Хотите еще полежать на наших корпешках, пощупать девушек, всех баранов съесть?
Ого, такого Ерофей не ожидал.
– Аксакал, ты чего злой такой? Тебе старушку под бок надо, полегчает.
Старик отвернулся.
– Если бы кто другой про старуху сказал, Ереке, а не ты, я бы его пинками прочь погнал. Что ты знаешь о моей старухе? Или тебе уже напел кто-то из наших?
– Ничего не знаю.
Сасыкбай помолчал. В темноте его лицо еле виднелось.
– Шона двух моих дочерей забрал. Натешился вдоволь, а они в реку бросились. Не выдержали сраму. Моя жена лицо ему расцарапала, не хотела дочерей отдавать. Он и приказал ее привязать к хвосту коня и отправить в степь.
– Неужто можно так с людьми? – спросил Ерофей. Оказывается, у других еще хуже бывает, чем погибель всей семьи от хвори.
– Можно, оказывается. Барабан уже привык к ударам. Я тогда в отъезде был. Сын мой на войне с ойратами погиб, защитить семью некому было.
– Ты, это… Крепись, старик.
– Да, я еще крепкий. Не берет меня смерть. Жаль только, что это не я убил Шону и Кокжала. Своими руками.
