Игрозона [2] | страница 44

— Нас отравили!

Ещё с минуту они громко ругались, после чего вдруг кубарем покатились с лестницы вниз.

— Вот уроды! — сплюнул я, и побежал на кухню.

На большом дубовом столе рядом со свежим хлебом в расставленных мисках лежала похлёбка, приготовленная Агнессой, при этом очень вкусно пахнущая. У меня даже желудок прилип к горлу, ожидая порции наивкуснейшего пряного супа-пюре с кабачками. Подавив невыносимую тягу к еде, я принялся обшаривать шкафы и тумбочки — вскоре нашёл пару настоек, каждая из которых давала по 500 очков здоровья. Выпив одну, я почувствовал себя лучше, ещё и голод отступил.

Больше ничего интересно не нашлось, поэтому я прошёлся по кельям, и в одной из них нашёл своё оружие и вещи, а так же доспехи Герарда. Взяв с собой всё это добро, я осторожно спустился вниз, перешагивая через картинно храпящих монахов, которых тоже разоружил на всякий случай.

Где-то ещё оставался один стражник, который мог стать основной проблемой.

Спускаясь вниз, я внезапно остановился на ступеньке, услышав встревоженный голос, доносящийся из камеры пыток:

— Монсеньор! Очнитесь!

А чёрт! Один так и не отведал снотворного!

— Что с вами?

Я осторожно положил доспехи Герарда на ступеньку и водрузил на них шлем. После чего вытащил кинжал и, стараясь двигаться как можно тише, продолжил спуск.

Рядом с аббатом на корточках сидел широкоплечий Одрик, пытающийся привести в чувство своего духовного наставника. Герард же лежал без сознания или вообще был мёртв.

Нас разделяли какие-то метры. Слабенький второй уровень крался к врагу, который сильнее и выносливее его в пять раз. Но, когда было легко?

— Аббат Мартин! — в последний раз воскликнул монах, и начал вставать на ноги.

Вот он — решающий момент!

Нужно сделать всего лишь один глубокий надрез в области шеи!

Я бросился вперёд!

Наконец оказался за его спиной с кинжалом в руке, как вдруг…

ДОЛБАНЫЙ ШЛЕМ С ГРОХОТОМ ПОКАТИЛСЯ ПО ЛЕСТНИЦЕ!

Вий

разбойник (2)

515/1099 HP

0/99 An

Лезвие кинжала устремилось к монаху.

Но поздно!

Он уже обернулся и перехватил мою руку своей пятернёй. На меня с неистовой злобой уставились два больших глаза…

Как у ребёнка.

— ТЫ!

Инстинктивно я тут же отвесил пинок ему в лицо. Монах сразу разжал руку, начав тереть ею ушибленную скулу. Капюшон на его голове откинулся назад, и моему взору предстала бритая голова, сильно сужающаяся к макушке, с выражением обиженного ребёнка на лице.

— Проклятый еретик! — завопил монах.