Алекс похолодел. Он знал, что это. Ему стало неуютно и страх за Ферту, которую он так неистово любил, заставил мирно дремавшего Лоуэна встрепенуться и насторожённо поднять свой красный шар с сомкнутой пастью. Однако, узнав Алекса, он успокоился и потянулся к нему для приветствия. Алекс потрепал его по огромной красной голове и толстому стеблю. Мягкие короткие отростки на нём напоминали нечто среднее между массажной щёткой и шерстью – они помогали стать совсем неприметным в зарослях за счёт игры света и тени. Длинный стебель, похожий на тело взрослого питона, позволял ему обойти дом почти полностью, – и он явно охотно пользовался этим преимуществом, постепенно увеличивающимся за счёт естественного прироста.
– Отличная работа, малыш! – похвалил его Алекс. Лоуэн был ещё очень молодым питомцем и Ферта постепенно воспитывала его, тренируя для охраны и сортировки биологически активных особей на «своих» и «чужих». Алекс не сразу разобрался в тонкостях той ментально-эмоциональной связи, в которой могут находиться живые существа этой планеты. И чем больше узнавал, тем более глубокое восхищение он испытывал. Впрочем, не от всего.
Тот продолговатый объект, который попал в пасть к Лоуэну ранним утром, своим видом отдалённо напоминал морской огурец и, несмотря на полную слепоту в человеческом смысле этого слова, обладал фантастическим чутьём. Он мог учуять ментальные следы самки того биологического вида, к которому относилась Ферта, за сотни километров. Сам этот «огурец» был щупальцем, примерно таким, как щупальца Ферты, но совсем небольшим и коротким. Эти щупальца отрастают у самцов и по достижении определённого возраста отделяются, чтобы найти самку и вползти в её репродуктивное отверстие. Вскоре после оплодотворения пищеварительная система самки перестаёт работать, а она сама, подчиняясь инстинкту, ищет укромное место, закрепляется там и окукливается1. Когда зародыши подрастают, питаясь телом матери, они выбираются наружу и начинают свою жизнь.
Алекс узнал про это не сразу после того, как сошёлся с Фертой. Но теперь жуткий образ любимой, повисшей где-нибудь под потолком в чулане и превращающейся в безжизненный кокон, преследовал его при любом упоминании об этих сепарированных репродуктивных органах. Со временем это знание перестало мучать его, но вот неприятная картинка всё же мелькала периодически перед мысленным взором, – и Алекс старался делать всё ради безопасности той, которую любил.
