- Что вы имеете в виду? - с удивлением уставился на него Пастухов.
Это-то и было нужно Сегдину. В такой ситуации главное - заинтересовать собеседника первой фразой.
- Я имею в виду читателей. Нас засыпали письмами с просьбой рассказать о ваших опытах.
То была ложь, святая ложь, как считал Сегдин.
- Их сейчас, - упирая на слово "сейчас", сказал Пастухов, - интересуют опыты именно нашего института?
- Да.
- Немыслимо! Нет, нет, опыты лишь начаты, говорить о результатах пока рано.
- Но вы же дали месяц назад интервью "Спутнику" о создании установки...
- Тем более.
"Так, так, - подумал Сегдин. - Моему королю грозит мат".
- Сегодняшний день у вас все равно испорчен, - решительно сказал он, всем видом давая понять, что не отстанет. Сегдин не был нахалом, ненавидел нахальство, но другого выхода не оставалось. Пастухов в глубине души был мягким человеком и должен был сдаться. Этому могло также способствовать чувство подсознательной вины перед обществом, которому Пастухов, как показало заседание, не мог помочь своими знаниями.
И Пастухов действительно сдался. Час спустя они уже входили в вестибюль института.
Пастухов вел Сегдина бетонным коридором, который спускался осе ниже и ниже, кольцами змей опоясывая нечто, спрятанное в глубине его спиралей. Сначала в узких окнах-бойницах мелькал дневной свет, потом он исчез, фотоэлементы беззвучно распахивали массивные двери, и тишина заколдованного подземелья охватывала Сегдина. Он был в сказочном замке и ожидал встречи с закованным в бетон джинном и не удивился грозовому ветерку, вдруг повеявшему навстречу. Ему нужен был этот настрой, хоть он и не знал почему. Что грозовое дыхание было просто дуновением озона, возникающего в ходе эксперимента, - это объяснение могло подождать.
Теперь коридор напоминал траншею, со стен которой смотрели стеклянные глаза перископов. За ними была темнота, густая темнота, мрачная темнота. Пастухов щелкнул выключателем, темнота осветилась, и Сегдин увидел своего джинна. Он походил на хобот, холодно блестевший металлом хобот, который неожиданно заканчивался острым клювом. Тот был нацелен на прозрачный шар, в котором ничего не было. Совершенно ничего, одна лишь пустота. В удалении золотом сказочного богатства сияли медные шины; гибкие шарниры, поддерживающие "хобот", придавали ему сходство с животным, которое, конечно, никогда не водилось на земле, но которого Сегдин ожидал встретить.
- Это и есть Излучатель, - сказал Пастухов.
