–Как не будет? Как это? – зашумела толпа. – Как же без каюма? И что теперь делать?
–Ты не можешь нам указывать!– раздался низкий голос и отец Хайны, младший Старейшина, расталкивая толпу, вышел вперёд, – ты не наш каюм, – смело посмотрев в глаза юноше, начал он.
«А этот может быть опасным», – решил Теймур и указал на него взглядом одному из воинов, который тут же вышел вперёд и направился к мужчине.
– И все прекрасно знают, что твой отец был… – продолжал в это время говорить Старейшина, однако точный удар закруглённого меча прервал его речь.
–Ахх, – выдохнула толпа, видя, как окровавленная голова, расставшись с телом и брызжа во все стороны кровью, покатилась по серой пыли, остановившись у ног Теймура, и стала смотреть на него широко раскрытыми, остекленевшими глазами.
–Отец!– в ужасе закричала Хайна и бросилась к обезглавленному мужчине.
Юноша поставил одну ногу на голову пытавшегося возразить ему человека и, обведя взглядом замолкнувшую толпу, остановил его на рыдающей над телом отца девушке.
–Ко мне её, – кивнул он на плачущую красавицу, – отпразднуем моё назначение, – и, видя, как двое воинов тащат сопротивляющуюся девушку, обратился к тургарам:
–Ну? Кто-то ещё будет против моего единогласного избрания?
Все молча переглянулись и отрицательно закачали головами.
–Что ж, – удовлетворённо подытожил новый каюм, – тогда вот мой первый указ. Все молодые люди старше четырнадцати лет с завтрашнего дня поступают ко мне на службу и начинают усиленно тренироваться и изучать военное дело. Остальные занимаются, как и прежде, своими делами. Пока я не решу что- то ещё, – и, отшвырнув ногой голову, обратился к Курдулаю, – повесьте его на самом видном месте. Да, и ещё, – повернулся мужчина к своим теперь уже подданным, – если кто решит удрать, того ждёт участь пострашнее этого, – кивнул он в сторону окровавленного трупа.
И все поняли: в эту ночь в степь пришла госпожа Смерть.
Только-только забрезжил розовый рассвет и солнечные лучи умылись в утренней росе, славличи группами разбрелись по лесу.
– Йорка! Дочка! Ау! – раскатистым эхом улетали слова в лесную чащу.
Вот здесь, точно, ступала её нога, трава сильно примята, а здесь светлый волос повис на зелёных еловых колючках. Там, на влажной земле, чётко отпечатался след маленькой женской ноги и берёзовая ветка повисла на тонкой ворсинке.
– Не бойся! Никто не обидит тебя! Дочка!
Отчаявшийся отец в гневе бежит к качающимся на якорях кораблям и врезается в толпу стоящих на берегу людей:
