– Змей, мать твою, сколько же мы с тобой прошли, сколько ребят хороших потеряли, -плакал Кобзон на плече Виктора.
– Да, Кобзон, это правда! Давай щегла моего заберем!
– Кого?
– Ну, Леху, я ж тебе говорил!
– А. Ща.
Кобзон отделился от Виктора и сильно неуверенной походкой ушел в дежурную часть. Виктор посмотрел на меня абсолютно трезвым взглядом и подмигнул. С моих плеч упала гора, я не знал, что будет завтра, но я понял, что сейчас Виктор Сергеевич – мой друг, и это меня согрело от ушей до пяток. Все-таки то, что мы пережили с ним вместе за последние шесть месяцев, сгладило историю нашего знакомства, да и то, что в итоге видимо Техно подарило ему еще несколько лет жизни, сделало меня для него не врагом, а другом.
Кобзон вышел из дежурки, улыбаясь во все лицо, посмотрел в мою сторону и сказал
– Мы ждем тебя в машине!
И неуверенной походкой вернулся к Виктору, они ушли. Но потом минут десять ничего не происходило, и меня опять накрыл страх, но видимо зря. Через десять минут дежурный встал, открыл клетку, но повел меня сначала в хранилище, где вернул вещи, которые у нас отобрали с Виктором. Там был не богатый скарб: фонарик, пара банок с тушеным мясом, фляга воды, в общем, тот набор, который Виктор собрал с собой в техно, чтобы мы могли прожить в дороге пару дней. Я подписал акт, что все в порядке, и дежурный проводил меня до машины. Дальше была ночь в доме Кобзона, где я понял, за что он получил такую кличку. У него был шикарный голос, и он тянул песни знаменитого автора, ничуть не хуже оригинала. Потом была баня и много-много разговоров, воспоминаний про Афганистан и службу после. Мне приходилось делать вид, что мне это было интересно, так как разговор обоих стариков был направлен на меня, они оба попеременно рассказывали мне. Рассказы их были действительно интересными, но мне приходилось делать усилия, чтобы слушать их, так как события последних дней, морально меня вымотали настолько, что сопереживать рассказам двух стариков я был уже не в состоянии, но им хватало и того, что я просто сидел рядом, и многозначительно кивал головой.
– Вот, Леш, ты представляешь, я же ведь тогда еще моложе тебя был! Да тебе вот двадцать пять, а мне тогда двадцать три было, я только с учебки, только лейтеху получил, обмыть еще не успел, и тут отправили. Я гранаты-то в руках еще не держал, а тут смерть увидел! Ты знаешь, как она выглядит, смерть? Нет, тебя Бог миловал, а я вот видел. Когда с утра ты с товарищем зубы чистишь, а к обеду он лежит, как мешок картошки, и не реагирует ни на что, потому что у него половины балды нету! Вот только что был человечек, и – бах – это уже просто кусок мяса. И ты сидишь и радуешься оттого, что этот осколок не в твою балду залетел, и плачешь от этого же.
