– Искренне говорю вам, сэр, – прибавил доктор, – вы делаете доброе дело, и надеюсь, что мальчик достойно оправдает ваши попечения.
– Я могу уверить, ваше преподобие, – сказал сэр Перегрин, – что хотя и называют его кривым сучком, но я в десять раз предпочитаю иметь дело с ним, чем с этими краснощекими, большими тупицами – его братьями! Теперь возникает вопрос: следует ли мне ему сказать, что его ожидает?
– По моему мнению, – отвечал доктор Вудфорд, – если ваше намерение осуществится, ничего не может быть лучше, как поселить в нем надежду. Как ты думаешь, сестра?
– Я того же мнения, – согласилась она. – Я уверена, что он станет совсем другим мальчиком, когда избавится от тех страданий, которые выпадают на его долю дома и за которые он мстит своими злостными шалостями. Я не утверждаю, что он сразу сделается добронравным юношей; но если только ваша милость будет иметь терпение, то вы увидите в нем зародыши добра, которые могут быть развиты. Если б только он научился верить в лучшую природу человека, в силу молитвы и в указание свыше! – При этом слезы показались у нее на глазах.
– Моя добрейшая мистрис, я вполне могу поверить этому, – сказал сэр Перегрин. – За исключением лишь одного, – меня не считали ребенком сверхъестественного происхождения, я прошел то же самое, и если для меня не сделалось ненавистным самое название молитвы или проповеди, то этим я не обязан своему покойному отцу. Но у меня была мать, которая умела обращаться со мною; между тем как мать этого несчастного ребенка в глубине души уверена, что это не ее дитя, хотя у нее достаточно смысла, чтобы скрывать это. Увы! я не могу предоставить этому мальчику тех женских забот, благодаря которым вы уже так много сделали для него (м-рис Вудфорд вспомнила при этом, что его жена умерла в Ротердане), но я могу обращаться с ним, как с человеческим существом, я надеюсь, как с сыном; и, во всяком случае, ничто не напомнит ему об этих бабьих сказках.
– Я могу только сказать, что я душевно рада всему этому, – сказала м-рис Вудфорд.
Позвали Перегрина, и он подошел, видимо, ожидая.
– Ну, мой мальчик, – сказал его дядя, – мы неприятного разговора, в глазах его даже мелькало нечто злобное.
– Ну, мой мальчик, – сказал его дядя, – мы должны получше познакомиться. Знаешь ли ты, что обозначает наше имя?
– Peregrinus – бродяга, – отвечал мальчик.
– Э, перевод, пожалуй, верен, но значение не совсем лестное. Хотел бы я знать, неужто ты, как и я, родился в среду? «Родившийся в среду далеко уйдет», – говорит поговорка.
