Шурик достал бластер, но тут заметил на своих противниках армейские скафандры высшей защиты (интересно, где они сумели достать такие?!), а против них его оружие бессильно.
– Вот лешаки! – выругался инспектор. – Ну, ладно, погодите!
Увеличил мощность выстрелов бластера до максимума: так хватит лишь на несколько залпов, но ничего другого ему не остаётся. Контрабандисты уже приблизились к его ракете. Он прицелился и выстрелил по сгибу колена ближайшего нападающего: гибкие сочленения тоньше, огненный жар луча бластера они выдержали, но до тела всё же отдельные уколы прошли, словно ткнули иголками. Они не покалечат, только на коже появятся волдыри, но приятного мало, не всякий выдержит.
Контрабандист подтвердил это бешеным рёвом и диким скачком в сторону, при этом он сбил с ног двух своих спутников.
Отбойцев ударил лучом в сгиб локтя другого. Снова последовал крик… Зато третий находчиво прыгнул головой вперёд в рубку ракеты, сбив инспектора с ног. Шурик увидел возле дула своего бластера шею врага и, пользуясь благоприятным моментом, нажал курок. Выстрел в упор ожёг уже не иголками, а огненными иглами, да ещё в такое чувствительное место! Контрабандист лишился чувств от страшной боли…
Инспектор начал было привставать, но на него навалились остальные противники. Он дрался, как амурский тигр супертяжёлого веса. Постепенно всё же стал изнемогать, и тут прозвучали грозные слова:
– Всем стоять на своих местах! Космопол!
Ракету окружили многочисленные фигуры вооружённых людей: группа захвата прибыла в самый решающий момент…
+ + +
Домой Шурик вернулся поздно вечером, едва волоча ноги от усталости. Дверь открыла жена и сразу же посмотрела на пустые руки мужа, сказав с укоризной:
– Так и знала, что опять явишься поздно и без подарка. Даже цветы не купил!
– Прости, Людочка, забыл! Понимаешь, выдался хлопотный денёк, дела были всякие…
– А у тебя всегда дела, всегда про меня забываешь! Даже в такой день – день моего рождения! Эх ты, космический шериф!..
Сажусь в машину времени, путаясь в непривычных одеждах, неудобный цилиндр сползает на глаза, закрывая видимость. И как они такое носили на своей голове! Переношусь в февральский Санктъ-Петербург 1837 года.
Окликаю извозчика, он довёз меня до названной улицы. У нужного мне дома змеится безразмерная толпа. Спрашиваю:
– Мне б Дантеса.
Откликнулся хор голосов:
– Становись в очередь – мы все к нему!
Оказывается, как и я, все они прибыли сюда из прошлого, из самых разных тридевятых веков, тридесятых времён.
