Он взглянул на Лильку и попытался изобразить улыбку, только она на нее не ответила. И Сашу это неожиданно подбодрило: рядом был человек, перед которым не нужно делать вид, что тебе все нипочем. Не издав ни звука, они наскоро переговорили взглядами: "Ну что, идем?" — "Конечно! Не убегать же…"
Ночь вокруг шуршала, пугая змеями, и одновременно убаюкивала цикадами. Хотелось сесть на камень и долго слушать их песню, посматривая на звезды. А змей не слушать вообще… Тем более, может, это и не они вовсе. Может, это в ушах шевелится страх.
Подкравшись первым, Саша заглянул в пещеру, цепляясь за камни, которые показались ему ни холодными, ни теплыми — никакими. Или у него разом отказала чувствительность всех органов, кроме сердца. Уж оно-то колотилось и замирало, как никогда в жизни. Сашке чудилось, что оно даже в деснах пульсирует, и он испугался, как бы не разболелся какой-нибудь зуб. Стоматологов он не боялся, хотя слегка и замирал перед кабинетом, но ведь ради визита к врачу пришлось бы возвращаться в город, а это сейчас было совсем не кстати.
Внутри свет оказался желтоватым и тусклым, похожим на блеск латуни.
"Трубы органа не могут так сиять в полумраке, — усомнился Саша. — От чего тогда этот свет?"
На первый взгляд в пещере никого не было, но от входа можно было разглядеть только ее часть, причем малую, ведь орган еще даже не показался.
"Или он вообще не здесь…"
Саша сделал несколько шагов и прислушался, но услышал только, как позади по-прежнему задыхается Лилька. Не оглядываясь на нее, он прошел немного вперед, туда, где пещера уходила вправо, и остановился так внезапно, что Лилька ткнулась ему в спину. Но Саша не почувствовал этого. Он смотрел на возникший перед ним орган и обмирал от восторга и разочарования.
В мрачной красоте этого инструмента, слившегося с гранитными стенами, было что-то дикое и мощное, мгновенно покоряющее, и Саша чувствовал, что готов отдать десять лет жизни, лишь бы сыграть на этом старом органе. Но как раз это оказалось невозможным: орган был механическим, и требовались по крайней мере несколько человек, чтобы накачивать воздух.
— Как же Генрих играл на нем?
С этой минуты ему то и дело приходилось поворачиваться к Лильке спиной, чтобы она не заметила, как его тянет заплакать оттого, что эта древняя красота ни за что не подчинится ему.
Можно было, конечно, дождаться утра и позвать на помощь маму и… этого Игоря… Даже Иоланту на худой конец. Орган за это время никуда не денется. Но тогда… если б у Саши ничего не получилось… это увидели бы все… Услышали бы. Отец, вообще-то, давал ему несколько уроков, и он был хорошим учителем, но чему Саша успел научиться? К тому же, это было давно.
