— Мы тоже. Ключа нет.
Она обнаружила, что у нее плохо слушаются губы, и поняла, что может разреветься прямо на глазах у этого мальчишки, если сейчас же не замолчит.
— Пойдем-ка…
Саша сжал ее ладонь, и Лилька на миг отвлеклась от той горечи, что разлилась в ней, удивившись: какая у него, оказывается, сильная и твердая рука! Она думала, у пианистов очень нежные, тонкие руки…
У нее самой на ладонях вечно были мозоли от лыжных палок, потому что настоящих спортивных перчаток дедушка ей пока не купил. Он еле осилил ранец, который Лильке захотелось еще прежде лыжных перчаток.
В подъезде Саша сам вычислил ее дверь и, ни на секунду не усомнившись, толкнул ее.
— Заперто… — он посмотрел на нее с сомнением. — Если это они увели твоего дедушку, стал бы он закрывать дверь? Или они специально заставили, чтобы никто из соседей не заподозрил?
Лилька пожала плечами и тоже потрогала дверь, как будто она могла открыться, узнав ее прикосновение. Ручка показалась ей ледяной, а ведь в подъезде было тепло. Не так, как летом в кирпичных домах.
Отдернув руку, Лилька медленно спустилась с трех ступенек и оглянулась:
— Что нам делать?
Она даже не обратила внимания на то, что сказала "нам", хотя Сашка и не клялся помогать ей до скончания века. Но возражать он не стал.
— Может, в милицию пойти?
Уверенности в его голосе что-то не слышалось, и Лилька хорошо понимала — почему. Когда в их переулке случалось какое-нибудь неприятное событие, даже самое ужасное — грабили кого-нибудь или избивали, — то бежали к соседям, звонили друзьям или родственникам, но в милицию обращались в последнюю очередь. Видно, и на Сашкиной улице тоже…
Старательно припоминая, Лилька сказала, следя за тем, чтоб не дрогнул голос:
— В том году у нас тут один мальчишка потерялся… На самом деле он в Москву сбежал, на Ленина посмотреть, пока не убрали из Мавзолея. Вот чокнутый, да? Так его родителям в милиции сказали, что только через… сколько-то там дней искать начнут. Через десять, что ли. Я не собираюсь десять дней ждать! Они же запросто убьют его за десять дней!
— Тихо! — Широкая ладошка зажала ей рот. — Не кричи, а то соседи повыскакивают.
Лилька вырвалась и зашептала:
— Ну, и пусть выскакивают! А вдруг кто-то видел, как он ушел? Или хоть что-нибудь!
— Они все равно ничего не скажут, — угрюмо заметил Саша.
— Почему? Если видели…
— Им дела нет. Я знаю. Они всегда молчат. Знают что-нибудь, а не говорят.
"А вот сейчас он готов расплакаться", — она торопливо потащила его из подъезда. На солнце всегда как-то легче. И слезы сами собой высыхают.
