Лилька заворожено повторила:
— Несколько тысяч? И пульт управления? Как у космического корабля? Ты не врешь?
— Нет. Я знаю.
— Откуда, если не играл?
Он ответил не сразу:
— Мы же изучаем разные инструменты. И потом у меня книжки есть. Еще мамины… Слушай, ты свалишься, если будешь так пятиться! Так что там особенного в этом органе? В нем что-то спрятано?
— Спрятано? — эта мысль как-то не приходила ей в голову.
— Золотые слитки в трубах?
— Ты издеваешься?! — она резко толкнула его в плечо и отскочила, чтоб Саша не дотянулся.
Но он лишь рассмеялся:
— Вот дурочка! Я не издеваюсь. Поприкалываться нельзя? Ты сама виновата: не говоришь, что там на самом деле, вот мне и приходится версии выдвигать.
Изобразив улыбку, которая вышла такой кривой, будто Лильку перекосило после страшной болезни, она умоляюще забормотала:
— Саш, я только у дедушки спрошу: можно тебе сказать или нет. Ладно? Ты не злись, пожалуйста.
— Да я не злюсь, — удивился он.
— Да я бы тоже разозлилась. Но вдруг эта какая-то особая тайна? Что если о ней вообще никому говорить нельзя?
— Как это — никому, когда о ней уже целая толпа знает? Вот интересно!
— Ну… Может, они неправильно знают!
"Тогда и я неправильно знаю, — сообразила она. — Я же только их слова слышала. Дедушка вообще ничего не говорил".
Она мрачно вздохнула:
— Дедушка никогда не рассказывал мне об этом органе. Выходит, даже мне нельзя было знать.
Сашка прищурился:
— А почему, интересно, они именно у него выпытывали про этот орган? Он что — музыкант?
— Настройщик, — с гордостью сообщила Лилька. — Ты вот знаешь, что чехи — самые лучшие настройщики? А мой дедушка, как раз — чех. Его зовут, как писателя Гашека — Ярослав.
— Я еще не читал, — у него недовольно съехались брови. — У нас есть книжка про солдата Швейка, но мама говорит, что нужно подрасти, чтобы оценить его юмор.
Лилька беззаботно махнула рукой:
— Я тоже не читала. Она такая толстенная! Я все боюсь, что начну, а вдруг неинтересная окажется? И мучиться над ней три года!
— А ты все равно дочитываешь, даже если книга неинтересная?
Лильке показалось, что он посмотрел на нее испытующе, но все равно решилась на правду:
— Только не смейся… Мне, знаешь, как-то жалко писателя становится.
— За что жалко?
— Ну, как же! Я не дочитаю, ему же обидно будет. Мне всегда кажется, как будто писатель меня видит. Или чувствует.
Сашка слегка улыбнулся:
— Ты — фантазерка. Совсем, как моя мама.
— А она что такого нафантазировала?
Но ему почему-то уже расхотелось рассказывать. Он нервно дернул щекой:
