Снарядил очередной магазин. Выстрел. Выстрел. Еще один захватчик остался лежать на подступах к безымянной высоте.
Спустя двадцать минут, Руденко поднялся на холм. Боль пронизывала все тело. Голова кружилась. Левой руки практически не чувствовал. Там, внизу, один из красноармейцев перевязал плечо, но повязка уже пропиталась насквозь кровью.
– Где взводный?
– Убит, товарищ политрук.
– Боец, срочно, уточни потери.
Из окопа выполз один из красноармейцев и пригнувшись устремился вниз.
– Как же вы взводного-то не уберегли?
– Товарищ политрук, вы закричали «В атаку!» он и побежал. Сразу, без раздумий. Я за ним. Успел он одного заколоть, еще двоих застрелил… Там и погиб, на склоне.
– Цыкин, верно?
– Так точно, – отозвался пограничник, перевязывающий себе ногу.
– Давай помогу. Санитар где?
– Тяжелых перевязывает.
Спустя десять минут к ним подошел красноармеец:
– Товарищ политрук, разрешите доложить?
– Давай.
– Четверо убито. В строю семь человек. Из леса, те, что были в тыловом прикрытии, как услышали, что мы в штыки пошли – прибежали. Плюс еще один из леса пришел, со второй роты.
– Лесного жителя ко мне. Посмотрим, что за гусь. Мусатов жив?
– Так точно
– Белькевич?
– Погиб. Гранатой подорвал себя и троих финнов.
– Я на позицию к Мусатову. Раненых чтоб всех Кокорин осмотрел. Это приказ. Снаряжайте магазины, богатыри!
Спустя пару минут Руденко подошел к пулеметчику. Тот снаряжал диски.
– Мусатов, как Калатозов?
– Убит. Поначалу хрипел, пытался сказать что-то, да я не слушал, и не услышал бы… Отнесли его ребята к остальным погибшим.
– Земля пухом.
Минуту помолчали
– Николай Матвеевич, пару дней назад письмо родным написал, отправить не успел, если что – отошлете?
– Вряд ли. Не выдержим мы следующую атаку, Мусатов. Некем больше. Семь человек в строю.
– Вы выживете, – улыбнулся Мусатов
– Это почему еще?
– Заговоренный вы. Вас пули облетают.
– Облетают, да не все. Некоторые не знают, что облетать должны, – улыбнулся Руденко, – пуля – дура.
– Ну, а коли жить нам осталось шиш да маленько, закурить не будет, Николай Матвеевич?
– Держи. Ты лучше о другом думай. Сколько их сейчас в атаку шло? Рота? Почти две сотни штыков. А нас десяток был. И устояли. Не прогнулись. Мы с вечера приголубили не меньше полутора сотен. А нас было-то тридцать человек. Красиво умираем. Хоть книжки пиши…
Спустя час, на позицию к Мусатову и Руденко подполз санитар.
– Кокорин, как раненые?
– Там только тяжелые остались. Кто без сознания, кто пошевелиться не может, остальные на позиции вернулись. Сказали Вас перевязать надо, вы ранены?
