Ольга почувствовала, будто кто-то ледяной рукой сжал её сердце и, не думая больше о себе, о своей гордости, о приличиях – какой там моветон! – она порывисто шагнула к Флинту и обняла его:
– Сашенька, бедный ты мой!
И заплакала. Может, сказалось напряжение последних дней, может, иссякло её по-женски хрупкое мужество, но она плакала так отчаянно, так горько, словно этим слезами хотела исторгнуть из себя всю горечь и муть, мешавшие ей жить и дышать…
Но и Флинт не оказался тем кремнем-мужчиной, каким хотел выглядеть. Он обнял свою нечаянную подругу по несчастью, гладил её по спине, и предательские слезы чертили мокрые дорожки на его загорелых щеках.
Девушка всё никак не могла успокоиться; всхлипывала, вздрагивала и прижималась к нему не как к возлюбленному, а как к товарищу, который может ей посочувствовать, потому что и у неё никого нет, и она – сирота, одна на белом свете! Бедный Вадим! В эту минуту Ольга о нем даже не вспомнила! А дядя Николя был так недосягаемо далек, что представлялся ей теперь лищь фотографией в семейном альбоме…
– Ну-ну, будет! – успокаивал её Флинт, тронутый неподдельным сочувствием.
Он поднял Ольгин подбородок, чтобы вытереть её мокрое от слез лицо, и замер: на него смотрели ясные зеленые глаза – как листья кувшинок на воде: нет, как зеленые сливы после дождя в саду его детства… Почему он раньше не замечал, какие у неё удивительные глаза? И как их взгляд может проникнуть в самую душу! Но ведь там, в его душе, уже ничего нет! Она вымерзла. Закаменела. И эта нежная зелень лишь сломается о её твердую корку. Из глаз Ольги будто пролились лучи; тронули каменистую корку и легко разломили её. А оттуда вырвалась горячая, обжигающая лавина и затопила его с головы до пят.
Как больно и сладко это освобождение! Как долго ждал он её! Всё-таки пришла. Спасла. От болезни, разъедающей душу, точно проказа. От злобы и ненависти. От грязи. Вытащила!..
– Оля! – попробовал он на язык. Имя легло уютно, как в гнёздышко.
– Что? – шепотом спросила она.
– Ты знаешь, что случилось?
– Хочу знать… и боюсь!
– Я влюбился… в тебя.
– И я – в тебя.
– Что же мы будем делать?
– Топиться, – сказала она без улыбки. И вздохнула.
– Ты жалеешь? – нахмурился он.
– Что ты, разве такое возможно?
– Тогда я не понимаю…
– Я замужем! – выпалила она, точно бросаясь в прорубь.
– Как? – он все ещё держал её за плечи, боясь отпустить – вдруг она тут же улетит или просто исчезнет. – Разве ты замужем? Давно?
– Второй месяц.
