Робин Гуд | страница 9
Когда стрелки подошли к Ноттингему, у городской стены они увидели три виселицы и большую толпу народа.
Поминая Христово имя и почесываясь, как это делают вшивые бродяги, Робин Гуд протиснулся вперед.
Три сына вдовы, связанные веревками по рукам и ногам, стояли под виселицами, и шерифова стража в блестящих кольчугах, с копьями, с датскими топорами и с луками в руках окружала их. Шериф сидел на высокой скамье, покрытой сарацинским ковром, рядом с ним сидели присяжные и сэр Стефен.
Священник с распятием подошел к сыновьям вдовы, Библия на железной цепи болталась у его колена; он предложил осужденным принять перед смертью святое причастие.
Но старший из сыновей отвернулся от исповедника и сказал громко, как смелый человек:
– Святой отец, ты говоришь так, будто мы уже мертвы. Но мы еще живы, и Господь не допустит, чтобы нас лишили жизни за правое дело.
И средний сын отвернулся от священника и сказал:
– Плохо ты служишь Господу Богу, если служишь шерифу ноттингемскому. – Потом он подмигнул вилланам, стоявшим в толпе: – А палача у них нет! Глядите, он выпил для храбрости слишком много и никак не сладит с веревкой.
Тут все в толпе рассмеялись, потому что палач и вправду был пьян. Он хотел потуже затянуть петлю на веревке и продел в нее ногу, как в стремя, а петля затянулась, точно силок. Палач упал на спину и не мог подняться: он дергал ногой, но не мог оборвать веревку. Стражники поволокли его прочь, а священник подошел к третьему сыну вдовы.
Младший сын тоже не принял причастия. Он посмотрел на далекий зеленый лес и расправил широкие плечи.
– Я помню за собой только один грех, святой отец, и в нем охотно тебе покаюсь. Я грешен в том, что слишком долго терпел. Давно мне нужно было сбросить с плеч ярмо и уйти в леса, к свободному Робин Гуду.
Веселому Робину пришлись по душе эти слова. Он получше прикрыл лохмотьями свой лук и подошел к шерифу.
– Какую плату положишь ты палачу за работу, благородный лорд? – спросил он шерифа.
Ральф Мурдах выпрямился, и глаза его радостно блеснули.
– Клянусь, сам Бог послал тебя, нищий! Я подарю тебе за работу новый кафтан, без единой прорехи, и тринадцать пенсов серебром.
– Тринадцать пенсов! – воскликнул Робин. – Тринадцать пенсов за три веревки, тринадцать пенсов и новый кафтан! А сколько заплатишь ты мне за эту стрелу, шериф?
Перед самым носом шерифа сверкнула стрела с наконечником и перьями красного золота, и шериф откинулся назад, побледнев так сильно, будто эта стрела вошла ему в ребра. Робин стряхнул с себя лохмотья побирушки, малиновая куртка вспыхнула на солнце. Он пустил серебряную стрелу в небо, и по этому знаку со всех сторон из толпы кинулись к виселицам молодцы в зеленых плащах.
