– Как не знать! Хорошее село, справное.
– Плохого не держим! – шутя покрутил усы князь.
– Выходит, праздник у тебя ноне, конюший? – внешне безразлично спросила она и с неизвестно откуда взявшейся ревностью подумала: "И молодицы в Холмах справные. Я знаю одну вдову. Так хороша, глаз не оторвать! И ребятишек рожать ещё сможет. Даниил-то хоть и седой весь, а вот плечи расправил, помолодел будто. Ещё жених хоть куда!"
– Теперь он не конюший, а владетель земли, челяди немалой. Завидный жених.
Князь лукаво подмигнул Прозоре, но она сделала вид, что подмигивания его не поняла.
– Ты, княже, хочешь, чтобы я тебе при людях гадала? – спросила она как о деле куда более важном.
– Княжеские тайны пусть будут лишь княжескими! – усмехнулся Всеволод. – У тебя, я заметил, под дубом добрая скамья. Там мои люди и подождут.
Все, сопровождавшие князя, вышли во двор. Лоза себя ничем при других не выдал. Даже в сторону знахарки не поглядел. Что же это делается?!
Она решила пока ни о чем таком не думать, чтобы ненароком гаданию не помешать…
В избе стоял полумрак. Оконце, затянутое бычьим пузырем, делало призрачным свет народившегося дня, и потому окружающее казалось князю таинственным и даже зловещим.
Прозора зажгла три церковные свечки и поставила между ними кувшин с водой. За кувшином примостила зеркало. Наказала:
– Думай о той, кого увидеть хочешь.
Всеволод сидел, вглядываясь в блики свечей на поверхности воды. Вначале видел лишь странные темные тени, мелькавшие в темном зеркале. Князь напрягал глаза и вопрошал неслышно:
– Где ты, Настюшка, где ты?
Хотел видеть – и увидел.
Анастасия, его жена, стояла посреди… юрты, догадался он, и улыбалась кому-то. Через открытый полог скользили солнечные лучи, будто нарочно для Всеволода высвечивая стены юрты, пока один луч не упал на маленькую резную колыбельку. Анастасия была одета в сарафан, прежде им не виденный, расшитый жемчугом и золотыми нитями. Она чуть повернулась, и под сарафаном обозначился большой живот.
Теперь Всеволод увидел и того, кому она улыбалась. Этот мужчина подошел к ней и по-хозяйски положил руку на её живот.
Татарин или монгол – князь разглядел его вполне отчетливо – несомненно был красивым мужчиной. Одет скромно, но опрятно. Его худощавая фигура, по-кошачьи гибкая, позволяла представить мужчину сидящим на коне, а лежащая на животе Насти его рука с узкими длинными пальцами не выглядела рукой «черного» человека.
Большие, удлиненного разреза глаза, окаймленные густыми ресницами, смотрели на женщину с нескрываемой любовью. Такая же ответная любовь светилась во взгляде Анастасии.
