Она ничего не знала о нём, кроме имени. А он? Знает ли он… Анастасия вздрогнула: мужчина взял её замуж беременную! Она прижала к губам руку, будто удерживая готовый сорваться с них крик. И всё же прошептала еле слышно:
– Я жду ребенка.
– Знаю.
Знает?! Мысли Анастасии заметались: зачем он на ней женился? А если… если он хочет её унизить, опозорить ещё больше? Отнять будущего ребёнка? Она совсем не знает обычаев этой дикой страны!
В голове набатом гудело: "Не верь! Не верь! Берегись!"
Но он просто сказал:
– Я обещаю признать этого ребенка своим и никогда, ни в чём не отличать от собственных детей.
Почему-то Анастасия ему сразу поверила. Шагнула вперед и обняла Аваджи. Не потому, что в её сердце проснулась любовь к нему, а из чувства огромной благодарности к человеку, который не только вытащил её из грязи и позора, но и обещал защиту её будущему ребёнку…
Аваджи тоже не думал, что Анастасия его вдруг полюбила. Он и сам лишь недавно стал ощущать, как бьётся его до того молчавшее сердце.
Как в первый раз оно толкнулось при виде молодой женщины с огромной охапкой травы на спине.
Потом, когда она несла воду от колодца. В том же ветхом выгоревшем платье нищенки – и где отыскала такое скряга Эталмас!
Пальцы Анастасии, сжимавшие горло тяжелого кувшина, тонкие нежные пальцы госпожи, исколотые колючей травой, которые ему страстно захотелось поцеловать. Это становилось наваждением.
Тогда-то он и пошёл к хану. Аваджи казалось, что, женившись на уруске, он вернёт своему сердцу прежний покой.
Но он слишком глубоко заглянул в зелёный омут её глаз!
И теперь, когда она прижалась к нему в порыве благодарности, его сердце так громко стукнуло, что он понял: прежнего покоя ему никогда не обрести!
Аваджи знал, что Тури-хан распорядился подготовить его будущую жену так же, как готовили женщин для него самого. Служанки вымыли Анастасию в воде с ароматическим маслом, и все же она пахла по-своему: запахом свежести, смешанным с запахом парного молока и дурманом цветущих весенних деревьев.
Он осторожно коснулся её груди и, почувствовав, как на руку упала горячая капля слезы, испугался: "Неужели я обидел её? Но чем?"
Так они стояли и молчали. Долго. И время сыпалось вокруг них, как песок бархана под легким ветром. Аваджи мог бы схватить её, опрокинуть на лежанку, словом, вести себя так, как вели мужчины с девушками желтой юрты, но что-то подсказывало ему: нельзя торопиться. И он не торопился. Аваджи умел ждать.
