Когда в курене появилась уруска, Аваджи был при хане. Стоял рядом, как простой тургауд. Всё видел. Как лежала она кулём на пыльной земле. Как краснела от стыда, когда сорвали с неё одежду. И глаза её зеленые, мокрые от слез.
Нет, тогда он сердцем не дрогнул. Женщина была рабыней хана, а нукер давно приучил себя: то, что ему не принадлежит, не должно задерживать глаз. Тогда не будешь от зависти мучиться. Давно известно, завистливые люди несварением желудка страдают. Так Аллах их наказывает.
"Конь быстро скачет, – говорил Аваджи самому себе, – верблюд медленно идёт, а встречаются они в одном караван-сарае. Я не могу пока скакать по жизни быстрым конем, но могу идти трудолюбивым верблюдом. Аллах наградит меня за это!"
Он мог бы и теперь жить по законам, которые установил для себя когда-то и благодаря которым раздобыл себе коня, но уже не хотел. Тогда он был совсем молодой. Мальчишка глупый. Равнял себя с ханами да баями. Мол, он днями-ночами с коня не слезает, а Котлыбай цену одного коня за вечер проигрывает. "Не зарься на чужое!" – опять говорил он себе.
В следующий раз он столкнулся с уруской случайно. Наклонился, чтобы выдернуть прикол, за который был привязан его конь, и чуть не столкнулся с нею, несущей на спине огромный пук сухой травы. Такую работу делали только черные, грязные рабыни. И тогда понял, что новая ясырка чем-то сильно хана огорчила.
Ему стало интересно: чем же? Он вроде безразлично поинтересовался у товарищей.
Никто толком не знал. Тури-хан будто забыл о ней, но поскольку никакого другого приказа о ней не поступало, она всё ещё считалась собственностью хана, и никто не смел её коснуться.
А ночью уруска Аваджи приснилась. Прежде ему никогда не снились женщины, и он очень этому удивился.
Аваджи не знал любви – ни материнской, поскольку мать его скончалась при родах, ни любви девушки – её у него никогда не было. Кто бы согласился отдать дочь за нищего табунщика, который не смог бы заплатить самый ничтожный калым! Родители, имеющие дочерей, всегда надеются продать их подороже.
Несколько раз Аваджи посещал непотребных женщин, которых забывал тут же, как только отпадала в них нужда. Почему же он вдруг стал всё чаще думать об этой зеленоглазой рабыне?!
Из последнего набега на кипчакские селения нукеры юз-баши Аваджи пригнали косяк быстроногих лошадей – все гнедой масти – и привезли в подарок хану похищенную ими дочь одного из кипчакских владык.
Молва говорила о девушке: нет никого красивее её во всей степи.
