Усталые и измученные добрались наши путники до отеля, где им наконец удалось заснуть.
Рано утром на следующий день доктор Мартенс был уже у Палаццо дель Анджело.
Агент дежурил на своем посту, но не мог сообщить ничего нового. Остаток ночи прошел спокойно. Видимо, баронесса не решилась на новую попытку к бегству.
Днем комиссар нанес прощальный визит австрийскому консулу, затем уложил свои вещи и уже готовился отправить их на вокзал, когда ему подали записку от баронессы.
«Любезный доктор, – писала она, – согласно условию, я выеду сегодня с поездом, отходящим в восемь часов двенадцать минут вечера. Прошу вас еще раз, не говорите со мной на вокзале, так как мне хотелось бы возможно спокойнее проститься с семьей. Мне оставлено маленькое купе первого класса».
Комиссар пешком отправился на вокзал. Внимательно изучив расписание, он убедился, что скорый поезд на Вену действительно отходит в восемь часов двенадцать минут. Двумя минутами позже шел почтовый в Рим.
Обратившись к начальнику станции с просьбой оставить ему отдельное купе, доктор Мартенс узнал, что места все заняты и последнее купе заказано несколько часов назад сенатором Кастелламари.
Взяв билеты для себя и своих агентов, во избежание лишней проволочки вечером, комиссар вернулся в отель.
Здесь он написал подробную телеграмму начальнику тайной полиции Вурцу, извещая его о своем приезде с баронессой, и сделал агентам необходимые распоряжения и указания.
Губера командировали на вокзал со строгим приказанием идти за баронессой до дверей купе и не отходить от вагона, пока не тронется поезд. Агент Крафт должен был дежурить у палаццо и подать сигнал об отъезде баронессы.
Сам комиссар намеревался наблюдать с другой стороны канала за появлением баронессы и ехать за ней следом.
К половине восьмого все были на местах.
Сквозь легкую дымку облаков виднелся бледный, узкий серп луны, озарявший слабым мерцающим сиянием черную золотистую линию канала.
Было темно и тихо. Мраморные палаццо неясно отражались в темном зеркале вод. Смутными пятнами вырисовывались старинные, многоцветные гербы на фасадах домов. Издали доносилась серенада под мерный шум волн, рассекаемых гондолой. Мягкий тенор с чувством пел знаменитый «Vorrei morir» Тости. Слышались взмахи весел, цветными точками мелькали огоньки фонариков.
На церковной башне пробило три четверти восьмого, а сигнала об отъезде баронессы все еще не было слышно.
Но вот распахнулись тяжелые двери, ведущие на канал.
