– Так… не почему. Нетрудно, впрочем, догадаться, если среди представителей мужской линии вашей семьи недостает одного портрета. Почему вы сняли портрет?
– Так папа велел, после того, как брат… – Она замялась. – Как брат влюбился… в эту… особу… из варьете, кажется… С тех пор мы не смели произносить при отце имя брата. Это было тяжелое, грустное время!
Мария снова обратилась к барону. Затеянный комиссаром разговор был ей, по-видимому, тягостен и неприятен.
Видя, что таким путем ему ничего не добиться, комиссар стал обдумывать другой план кампании. Но думать долго ему не пришлось: почти немедленно отворилась дверь и в комнату вошел сенатор.
Он любезно поклонился присутствующим, в особенности барону фон Сфору.
Воспользовавшись случаем, доктор Мартенс попросил разрешения поговорить со стариком наедине.
Тот, видимо, удивился, но, не изменив своему обычному корректному спокойствию, попросил доктора следовать за ним в кабинет.
Здесь он опустился в широкое кресло у письменного стола и жестом предложил доктору Мартенсу занять место напротив.
– Мне хотелось попросить у вас некоторых разъяснений, господин ди Кастелламари, – начал комиссар.
– Я к вашим услугам, милостивый государь, насколько это, конечно, в моих силах.
– Будьте добры ответить мне на вопрос: были ли вы четыре года назад в Марконе?
– Да, был.
Ответ старого вельможи прозвучал отчетливо и резко. Ничего нельзя было прочесть на его неподвижном, застывшем лице.
– Не помните ли вы человека по имени Бартоломео Джиардини?
При этом имени мрачное лицо старика дрогнуло, точно от скрытой боли.
– Помню, – по-прежнему отчеканил он.
– Не можете ли вы сообщить мне что-нибудь об этом человеке?
– Он был механиком и работал на вилле, которую я тогда занимал. Больше я ничего не знаю.
– Простите, но я думаю, что ваша старшая дочь, баронесса Штернбург, может дать нам более подробные сведения на этот счет.
– Не знаю. Моя дочь – человек самостоятельный, и я за нее не отвечаю. Прошу вас обратиться к ней непосредственно.
– В таком случае мне остается предложить вам только один вопрос, ваше превосходительство. – Комиссар вынул из кармана фотографическую карточку убитого Штребингера и протянул ее сенатору. – Узнаете ли вы Джиардини?
Широко раскрытыми, остановившимися глазами глядел старик на протянутый ему портрет. Несколько минут он молчал, плотно сжав губы.
Наконец он гордо выпрямился.
– По какому праву и с какой целью вы позволяете себе подвергать меня допросу? – спросил он.
