Бесконечная империя. Россия в поисках себя | страница 58
Масштабность европейской рецепции отмечается практически каждым изучавшим Россию историком; так, А. Каменский пишет: «Дело не в том, что значительная часть русского общества… переоделась в европейское платье, стала жить в домах, построенных в соответствии с европейской архитектурной традицией… познакомилась с блюдами европейской кухни, обрела новые, приближенные к европейским, виды общественной и частной деятельности. Дело в том, что все это в совокупности меняло сам уклад жизни, а следовательно, и мышление людей, их менталитет, систему ценностей. Русское общество стало более динамичным, более восприимчивым ко всему новому. Освоение ценностей европейской культуры означало и знакомство с теми из них, в которых были заложены элементы гражданского общества, гражданского сознания, что привело к тому, что часть русского общества постепенно стала ощущать себя не только объектом, но и субъектом истории. Это означало кардинальные изменения в общественном, национальном, историческом сознании»[249]; а Д. Ливен добавляет: «В значительной мере и успешная российская экспансия зависела от импортированных европейских институтов, европейских технологий, да и европейских специалистов — как военных, так и гражданских»[250]. Мы добавим к этому еще один немаловажный момент: европейская рецепция была единственной, которая заставила русских правителей и философов задуматься о том, не является ли Россия частью чего-то большего, чем она сама (причисление Руси к православному миру не несло такой коннотации, с одной стороны, по причине очевидности этого факта, и, с другой стороны, из-за быстрой смены парадигмы на утверждение центральной роли Московии в этом сообществе (вопрос скорее состоял уже не в том, к чему принадлежит страна, а в том, кто еще принадлежит миру, который она персонифицирует)). Впервые Россия была поименована частью более крупной цивилизации (В. Соловьев писал: «Мы — русские европейцы, как есть европейцы английские, французские и немецкие. Я так же неоспоримо знаю, что я европеец, как и то, что я русский… Все должны стать европейцами. Понятие европейца должно совпасть с понятием человека, и понятие европейского культурного мира — с понятием человечества. В этом смысл истории. Сначала были только греческие, потом римские европейцы, затем явились всякие другие, сначала на Западе, потом и на Востоке — явились русские европейцы, а за океаном — европейцы американские…»[251]